самым воем, что издает волк когда попадает в усеянную кольями яму.
Не-Сив расхохоталась. Топор с чавканьем врубился Дохе в бок, пошел обратно, раздирая плоть, заливая плиты дымящейся кровью, и вытягивая за собой разорванные кольца кишок. Поднялся в зенит, щедро разбрасывая вокруг карминово-красные капли, с жадным хрустом, упал на плечо, дробя кости, лишая его правой руки и бросая на колени. Снова взмыл вверх на мгновение, застыв на фоне облаков окруженной багровым ореолом хищной птицей, метнулся вниз, круша ребра. Вышел из раны, открывая солнцу стремительно опадающие трепещущие в страхе света дня легкие, и брызжущее кровью, агонирующее сердце. Поднялся вверх и опустился снова.
— Ты… меня… обманула… успел прохрипеть с ужасом глядя на собственную отрубленную ногу Гремучие колени прежде чем, тяжелое лезвие врубившись ему в лицо, раскроило голову от макушки до нижней челюсти.
Вокруг воцарилась оглушительная тишина.
— Обманула. — Хихикнула великанша. — Обманула. — И отпустив, уже мало напоминающий человеческое тело кусок плоти потянула меч из раны. Пьяно пошатываясь она уперла конец двуручника в землю, и наступила на него раненой ногой.
Дза-ан-н-г. Обломок меча покатился под ноги окруживших ристалище людей. Толпа качнулась назад. На лицах одних читалось облегчение, другие исказились от ужаса. Хохотнув Сив, сплюнула под ноги кровавую слюну и оскалилась. — Открывай ворота Саллах, прохрипела она. — Я победила.
Шама довольно кивнул. Луна не обманывает. Он получил обещанное. Наконец стал королем топей.
* * *
Оглушительный храп наполнял залу. Гора колышущейся, мерно вздымающейся и опадающей плоти зовущаяся Шамой Безбородым раскинув жирные руки и ноги возлежала на заваленной подушками кровати оглашая пространство вокруг хлюпающими булькающими и чавкающими звуками. Под его рукой почти скрытая жировой складкой свернулась также спящая девочка подросток.
Гретта оскалилась. Пока что ей везло. Дождь. Благословенный дождь скрывал еле заметный шум ее шагов, шорох ткани, чуть слышные жалобы уставших за день дубовых половиц. В арбалете осталось пять болтов. Семь патрулирующих двор стражников. И четыре пса. На этом ее сегодняшний счет не заканчивался. Перекрестье короткого меча было влажным от крови. Рукава рубахи пропитались алым почти до локтей. С подола капало. Резать глотки спящим не самое благородное занятие, но она никогда не считала себя благородной. Честь это для тех, кто способен позволить себе подобную роскошь. Дождь ее сильно выручил. Из охранников проснутся лишь последний. Но и он не продержался слишком долго, царапина на коже и через пару мгновений все было закончено. Резать девчонок — служанок было намного легче. Они спали вместе и похоже не отказывали себе в выпивке. Несколько поваров и садовников тоже не представили ей излишних хлопот. А старая грымза кормящая ее соленым дерьмом даже булькнуть не успела. В одале болотного короля не осталось того, кто может доставить ей проблем. Во всяком случае, стоило на это надеяться. Так что оставалось самое простое. Пристрелить этого борова и сбежать.
Или дождаться остальных
Наемница моргнула. Как ей в голову могла вообще прийти такая нелепая мысль? Дождаться эту компанию ублюдков? Для чего? Для того чтобы они втравили ее в новые неприятности? Ну уж нет. Она ничего им не должна. Так что последний выстрел, найти на конюшне приличную клячу и бежать подальше из этих мест.
Только… куда?
Помотав головой, гармандка оскалилась и приложила к плечу арбалет. Промахнутся было невозможно.
— Д-занг! — Орех тетивы звонко ударил в ограничительный стопор, тяжелая стрелка мелькнула в воздухе и… вздернутая с ложа за шиворот девчонка коротко всхлипнув обмякла в держащей ее за шею лапе. Из ее живота торчало оперение болта.
— Тварь. — Медленно сев, Шама лениво отбросил безжизненное тельце и ухмыльнулся. — Так я и думал. Есть в тебе что-то змеиное. Вон, как в постели извивалась.
— Дзанг! — Вторая стрелка должна была ударить Безбородого в под ребра, но толстяк каким-то образом перекатившись увернулся от стрелы и встал на ноги.
— Дзанг! Шлеп! — Два звука практически слились в один. Отбитый небрежным взмахом мясистой ладони болт, кувыркаясь, улетел в угол и с жалобным звоном пробил дыру в стоящей у стены драгоценной вазе иотайского фарфора. Гретта приоткрыла рот от ужаса. От нее до кровати было не больше полутора десятка шагов. Никто. Никто не смог бы отбить болт рукой с такого расстояния. Толстяк был бы смешон. Голый, обвисший, жирный настолько, что свисающий живот прикрывал не только срам, но и колени, с встопорщившимися жидкими усами, растопыренными руками и широко расставленными босыми ногами, с дрожащим при каждом движении, свисшим на грудь подбородком, он мог бы показаться нелепым. Если бы не был так страшен. Гармандка судорожно втянула в легкие небольшую порцию ставшего удивительно неприятным холодным и вязким воздуха. Король болот стал другим. С трудом передвигающий ноги толстяк куда-то исчез и сейчас перед ней стоял другой, совершенно другой… зверь. То, что это зверь наемница не сомневалась ни мгновения. Ни стекающих из рыхлых пор капель пота. Ни отдышки. Гигантский толстяк казалось, совсем не дышал. В глубине скрытых жировыми складками глаз недобро горели явно различимые в темноте золотые искорки. Магия.
Когда начинается дерьмо, никогда нельзя думать долго. Лучше делать, чем думать, как сделать правильно. Этот совет она получила давным-давно от одного старого десятника. Это был добрый совет. К тому же бесплатный, если не считать, конечно, того, что она с ним пару раз переспала. Но так или иначе старая солдатская мудрость была как нельзя кстати. Перехватив арбалет левой рукой, Гретта правой сграбастала со стола большое серебряное блюдо и запустив в Шаму ринулась к выходу. Толстяк увернулся. Перетек одним плавным движением на шаг в сторону и ринулся следом. Перепрыгнул попавшийся на пути трон, отмахнул в сторону брошенный вслед за блюдом кувшин запрыгнул на стол-зеркало… Правая нога толстяка попала в блюдо с недоеденной ветчиной, серебро со скрипом проехалось по стеклу и гигант замахав рукам как ветряная мельница с грохотом обрушился на зеркальную поверхность. Раздался громкий треск и жалобный звон. В воздух взвились сотни осколков.
— Дзанг! — Стальной шип вошел замешкавшемуся Шаме прямо в подмышку. Это был хороший выстрел. Смертельный. Даже без учета яда. Тяжелый болт должен был разорвать главный сердечный сосуд, смять легкое и войти прямо в сердце. Любой умрет кода поймет, что ему нечем дышать, а вся кровь, что у него есть, стремительно покидает жилы и изливается в нутро. Шама недовольно заворчал. И стремительным движением поднялся на ноги. Он был страшен. Прорезанная осколками зеркала, иссеченная в десятке мест кожа разошлась кровоточащими ртами, из правого глаза торчал здоровенный кусок стекла. Весь правый бок, от места, куда вошел
