объятья. С Кириллом, с Аней, наконец, нашёл то, что когда-то с Машенькой утратил. Но раз, приехав Аню повидать, сказав, что на рыбалку едет дома, он встретил там её родную мать и был сражён увиденным, как громом. Он как змеёй ужаленный стоял, пред ним во всей красе стояла Маша. Она его сразила, наповал промолвив тихо:
— Аня дочка наша.
Такой инцест, такой судьбы удар и поезд жизни под откос летящий. Весь тот сумбур, туман, мираж, угар я прочитал в его мозгах кипящих. Я понял, что сейчас не до меня и что бы поддержать его морально сказал, легонько голову склоня:
— Иван Егорыч, будет всё нормально. Жизнь часто преподносит нам сюрприз, пытаясь провести нас на мякине. Не знаем никогда, где верх, где низ. Порой паденье это путь к вершине. Он на меня внимательно смотрел, а я сказал в уже открытой дверце:
— Откройте сердце для амурных стрел и слушайте, что говорит Вам сердце.
Я свой вопрос решил поднять потом и думал про трагедию Скворцова. Как всё же жизнь завязана узлом гримасы корча добрым людям снова.
Глава 8
Жизнь двигалась, текла вперёд игра, мои карманы златом наполняя. Я чувствовал — вот-вот придёт пора заняться главным, грешный мир меняя. Мне захотелось взять земли клочок и там построить мир тепла и света. Я размышлял, где взять мне уголок на этой необузданной планете, чтоб попытаться там построить рай. Я представлял себе поля и нивы. Их бороздит железный оратай, а люди там здоровы и счастливы. Туда не ступит лодырь и злодей. Осталось только это всё устроить найти такое место и людей готовых всё планировать и строить. Я в мыслях утопических тонул, утопия с реальностью смешалась.
Мой череп наполнял неясный гул, и звонким эхом сердце наполнялось. То рёв моторов, грузный самолёт выруливал по полю для разгона. Аплодисменты, начался полёт, колёса оторвались от бетона.
Финансы нужно привести в ажур, для этого мой путь лежит в Лозанну. Мне говорит Швейцария «бонжур», но в сердце у меня зияет рана. От этих мыслей тяжело вздохнул. Устроен мир, по меньшей мере, странно. Вот парадокс — мне кровную мошну приходится хранить в заморских странах. Хотелось бы улучшить отчий дом, чтоб Родина лояльней к людям стала и повернулась к гражданам лицом, лишая власти алчного фискала. Свой банк, вот то, что нужно мне. Финансовой пружиной, обладая, смогу наверно приоткрыть я дверь в мир света, о котором я мечтаю. Он будет как фундамент, я на нём без лишних слов утопий и прелюдий попробую построить новый дом, в котором будет жить комфортно людям.
Моих идей его окрасит цвет. В проекте этом многое не ново. Не помешает деловой совет. Вернусь домой и отыщу Скворцова. Но чтобы дом огромный возвести фундамента и крыши очень мало. Есть что-то, что важнее на пути когда для схватки поднято забрало. Есть стержень, на который нанизать свои мечты и сказки, словно в детстве и мне тот стержень нужно отыскать, а эта цель уже покажет средство. Вокруг чего объединить народ? Кого мне заманить своей идеей? Как сделать, чтоб идти со мной в поход, не интересно было прохиндею.
Сказав себе: переключись, Антон, — я взгляд отвёл в раздумье от окошка и оглядел внимательно салон, в реальность, возвращаясь понемножку. Сидел напротив хоть и не старик седой как лунь изысканно одетый мужчина, он плечом к окну приник, разглядывая цифры на планшете светящимся сеяньем голубым задумавшийся с отрешённым взглядом. Не нужно быть оракулом святым, чтоб понять, что сидит со мною рядом учёный. Я негромко прошептал:
— Просили отключить приборы сразу.
Он будто ничего не замечал. Я по-английски повторил всю фразу. Он поднял взор и глянул на меня, нажав на кнопку «power» на планшете. Потом сцепил застёжки, от ремня блуждая взглядом и не видя света. Он посмотрел на потолок, на пол и начал возвращаться к жизни бренной. Закрыл компьютер, в кожаный чехол, поставив аккуратно на колени.
За словом слово, начав разговор, мы с ним заговорили о науке. Я видел полемический задор, свет знаний, зарождающийся в муке. Он будто дебатировал с собой в плену раздумий самоистязаний, и чувствовалось — это всё душой озарено и жаждою познаний.
— Наука, — повторяя в сотый раз, он утверждал, — во власти мракобесов. Учёный нынче, словно ловелас и пользуется ею как повеса. Им истина в познанье не нужна. Во власти диссертаций и регалий, колодец знаний, осушив до дна, они его могильщиками стали. К ней, припадая будто к роднику, талантов молодых не допуская, запоем пьют бюджетную реку, для казнокрадов деньги отмывая. Кто отличит шестёрку от туза? Ведь с ловкостью индийского факира, замыливая обществу глаза, успехи демонстрируются миру. Огромный меркантильный интерес нас заключил в невежества берлоге, а то, что выдаётся за прогресс, есть просто совершенство технологий. Наука служит, словно верный паж всесильному злодею — военпрому. Всё это охраняет верный страж скрещёнными мечами на погонах. Страдая, Прометей нас научил огнём разогревать еду к обеду и освещать далёкий путь в ночи, а мы избу сжигаем у соседа. Придумав порох или динамит, мост подрываем, обложив опору. Усердно авиация бомбит и лишь, потом решаем сдвинуть гору. Придумав колесо, мотор и тракт чтоб ездить, мы могли по бездорожью, сначала строим пушку или танк. Потерпит трактор без свиданья с рожью. Куда направить творческий поток? Нет на земле важнее дел, чем драки. В реакторе потом получим ток, сначала Хиросима с Нагасаки.
— Вы мне скажите, — распалялся он, — на что способен нынче человечек? Взгляните на оленей брачный гон. Никто из них друг друга не калечит. Кошачий коготь для собак беда, немало псов без глаза на подворье. Но не пускают когти никогда коты, что в схватке меж собою вздорят. Корова соплеменниц не боднёт. Есть у животных правило простое. Не знают звери, что такое гнёт лишь человек способен на такое. Быть может, кто-то скажет: — это бред, — но все изобретения науки приносят только ощутимый вред, попав всегда в неправильные руки. Обидно, что незыблем тот оплот другой дороги просто не бывает. Сейчас без денег не пойдёшь вперёд, а те всегда в руках у негодяев. И музыка звучит под звон монет. Кто заказал, тот выбирает танец. Несёт наука не познаний свет, а тёмный как пятно протуберанец. Как будто не хотим изведать мир. Не нужен хлеб и соль довольно торта. Никто войти не хочет на Памир. Найдя свой холм, купаемся в комфорте. Никак не расступаются леса. Чем больше проникаем в недра знаний, чем глубже в землю выше в небеса, тем дальше мы от миропониманья.
А как мы учим? Нынешний студент с хвостами как павлин, с букетом двоек, не ждёт бедняга в жизни тот момент, когда он может знания освоить. Студент исправно ходит в институт. Туда где людям раздают дипломы, но знания так просто не растут, ему азы науки не знакомы. Ключ к знаниям он хочет заменить ключами от машины и от дома и тратит всю свою младую прыть, чтоб вымучить или купить дипломы. А после гордо носит поплавок престижных вузов и кичится школой не видя, что духовный потолок его лежит порою ниже пола. С ним по уму соперничает пень, простые вещи делает со скрипом, и близ министров наших целый день роятся пчёлы, чуя запах липы. Усвоили где, сколько и кому от жизни ожидая лишь награды.
Я слушал, в размышленьях утонув. Быть может это то, что мне и надо. Нельзя увидеть в зеркале свой нос и всё лицо пока не вытрешь пыли. Я задал академику вопрос:
— А как бы Вы всё это изменили? Имея предостаточный бюджет или кредит для стартовых вложений, могли бы Вы открыть науке свет и изменить систему обучений?
Он замолчал и мне взглянул в глаза, пожалуй,
