изношенной подвески, выжимая последние силы.
Коса связался с городом ещё на подлёте. Его голос больше не был хриплым или рваным, как у бархана. Сейчас говорил человек, знающий своё место и задачу. Дикция чёткая, тон строгий и официальный, фразы короткие, без лишних объяснений:
— Это Коса, командир каравана Грифов, вышел от вас три часа назад. На трассе Крикун, активен. Караван под ударом, семь машин. Частично эвакуированы. Требуется боевой рейд. Минимум шесть машин, обязательны «уши». Подтвердите приём.
Грейвилл не страдал излишними расспросами, проверками займутся потом, когда караван будет в безопасности. Сейчас требовалось только действовать.
Им даже не пришлось заходить на форпост: ворота распахнулись прямо перед ними, и навстречу вылетели шесть машин:
Три караванные — битые, проверенные дорогой, с людьми, для которых трасса была привычным полем боя.
Один самодельный транспорт, местный, собранный на коленке из старого БТРа, с кривой, утолщённой бронёй и живой турелью, наводчик которой держал пальцы на гашетке.
Одна техническая — нагруженная медикаментами, и фельдшером, худым и хмурым, прижавшим к себе чёрную сумку с чьим-то последним шансом на жизнь.
Во главе колонны летела крупная багги, которая тут же обогнала броневик Мрака и устремилась вперед.
Все понимали, на что идут.
Брошенные машины в Пустоши — лёгкая добыча. Без охраны их быстро найдут, рейдеры или бритвенники, которые искали запаха крови, металла и страха. Им было не важен источник запаха, тащили все, и если доберутся первыми, шансов мало.
Когда колонна добралась до места, солнце уже клонилось к закату, заливая Пустошь тусклым, усталым светом, похожим на выцветший бинт, обмотанный вокруг старой раны.
Бойцы, надев «уши» — вакуумные наушники, полностью блокирующие внешний звук, — двинулись вдоль замерших машин. Один за другим из бронированных отсеков вытаскивали тех, кто ещё мог дышать. Примерно половина оказалась живой — контуженные, дезориентированные, кто-то в полубессознательном состоянии, но всё-таки живые. Остальные замерли навсегда: кто-то не выдержал внутреннего давления, слабое сердце, инсульты.Другие самостоятельно оборвали мучения пулей в висок.
Мрак с Вектором сделали своё дело, вытащили тех, кого смогли и вовремя привели помощь, их этап был закончен.
Техничка встала за барханом, фельдшер быстро и молча начал осмотр выживших, проверяя пульс, зрачки, реакцию на свет. Некоторые пострадавшие не могли ответить ему внятно, шептали бессмысленные фразы или дёргались от каждого порыва ветра, слышали отголосок страшного звука, теперь превратившегося в едва различимый писк на краю восприятия.
Бир, командир огневой машины — жёсткий человек, решил сразу прощупать барханы в надежде отогнать тварь и сняться засветло.Он дал две фугасные гранаты, которые глухо рванули между песчаных гребней, разогнав эхо и заставив броню завибрировать в унисон взрыву.
Ответ пришёл мгновенно.
Крикун поднял новую волну звука, такую мощную и плотную, что сгустился воздух. Машины вздрогнули, стальные переборки отозвались металлическим гулом, а с земли поднялся тяжёлый столб пыли. Это была ярость, раздражение существа, потревоженного вновь. Больше экспериментов не проводили.
Крикун был существом особым — атаковал лишь в ответ, никогда первым. Скорее был подобием тени, сгустком чуждой ярости, защищающей своё пространство. Если его оставить в покое, не нарушать созданную тишину — он уйдёт сам. Но только после захода солнца.
Всё было бы нормально — людей хватало, техники тоже, если бы боевым крылом из Грейвилла не командовал Кляп. Тот самый.
С бритым затылком, сальной ухмылкой и потёртыми перчатками без пальцев. Голос с хрипотцой и любимая фраза: «Цени время». Человек, привыкший всё брать силой. Именно от него сбежала Анесса, его руки, цепкие и тяжёлые, захотели превратить её в личную игрушку. После того как напарники забрали девушку, весь расклад посыпался.
Кляп был бывшим боевиком одного из крыльев Вулканиса. Ушёл в Грейвилл, но схема осталась прежней, хватка тоже никуда не делась. И память у него была отличной.
Он хорошо знал, кто увёл у него «девку».
Кляп стоял у «ёжика» — бронированного командного блока своей огневой группы. Нагло, медленно осматривал лагерь, выбирал, с кем заговорить первым, чтобы развеять скуку. Глаза спокойно и дерзко скользили по лицам людей, но, добравшись до Мрака, зацепились чуть дольше положенного. Взгляд стал плотным, внимательным, в караванщике, по описанию, он угадал причину своей “утраты”.
Официально командовал Коса, говорил резко, без сомнений, коротко ставил задачи. Грифы принимали слова без возражений, после пережитого на трассе командиру доверяли без вопросов.Но Кляп не отходил в сторону и держался на виду.
Оставался рядом, слишком близко. Говорил негромко, улыбался мягко, смотрел внимательно и слишком долго. Мрак не знал его в лицо, однако ощущал внутри знакомое, глухое напряжение.
Когда Крикун уйдёт, а лагерь останется один на один с Пустошью, тогда и начнутся настоящие проблемы.
Когда сумрак опустился на лагерь, звук начал стихать. Постепенно, что-то медленно отползало, нехотя отцепляясь от сознания. Последним отступил лёгкий, едва заметный писк, как роса, осевшая где-то глубоко внутри черепа. А затем наступила тишина — вязкая, плотная и тяжёлая.
Коса и Кляп стояли у технички. Разговор шёл напряжённо, с очевидной злостью. Боевик уговаривал командира перехватить Крикуна на отходе, накрыть огнём из гранатомётов, добить крупнокалиберным и разобрать на трофеи. Он считал, что монстр ослаблен и второго шанса не будет.
Коса слушал молча. Во взгляде смешались усталость, злость и едва прикрытый страх. Рейд давно обернулся кошмаром, и теперь он тысячу раз пожалел, что ввязался. Никаких вариантов: в Краегоре ждут поставку, а оправдания будут бесполезны. Если колонна не прибудет или допустит ещё хоть одну ошибку — бароны быстро украсят его головой стены, и семья, вечно живущая под прицелом, станет лишь очередной расплатой за провал.
Он хотел лишь одного: чтобы тварь ушла, исчезла в песках, растворилась в ночи. И, несмотря на весомые доводы, решение оставалось за ним.
Кляп подчинился. Сопротивлялся молча, долго, с кривой ухмылкой и тяжёлым взором, всё же кивнул, признавая право командира.
Полчаса спустя, когда ночь окончательно окутала Пустошь, разведка медленно вышла из лагеря. Двигались осторожно, почти ползком, стараясь не потревожить тварь, вероятно скрывающуюся за барханами. Днём это место вибрировало от ударов звука, а теперь здесь царила сухая, шуршащая тишина, сама земля затаилась, ожидая чего-то ещё.
Крикун ушёл, твари пока-что держались подальше.
От него остались лишь крупная нора со скользкими краями, вязкие пятна засохшей слизи и следы. Остатки лап и когтей, борозды от волокон и странные вмятины. Здесь, среди песка и камней, шёл бой.
Крикуну было плевать на караваны и машины. Он пришёл сюда, чтобы спрятаться и, кажется, дрался за свою жизнь всю прошлую ночь с другими тварями. А люди оказались
