и от того, что я скажу, будет зависеть степень их применения. Одно дело, если просто изобьет, и совсем другое, если начнет ломать кости и загонять иглы под ногти, да и мало ли что еще придумает его извращенный ум, лишенный всяческих моральных ограничений. Удобная позиция, не считать человека равным себе, а принимать его за недочеловека, этакого эволюционного уродца, своего рода мутанта, неудавшуюся ветвь развития, уничтожить которую так или иначе придется, поэтому убить подобную особь любым доступным способом нисколько не зазорно, наоборот, этим ты ускоряешь прогресс и очищаешь мир от ублюдской ветви развития. Ни тени сомнений, ни капли сожалений, лишь уверенность в том, что ты все делаешь правильно.
— И еще, — напоследок напутствовал меня командир, — если тебе предложат сотрудничество, соглашайся. Это приказ! Нам нужен человек там, внутри системы. Придется тяжело, понимаю, но выбора у нас нет. Мы с тобой служим одной цели, и если придется замарать руки, значит, сделай это…
Я плохо соображал, о чем он сейчас говорит. Голова раскалывалась на части, но поделать с этим я ничего не мог. Мой организм, прежде служивший мне верой и правдой, все еще сбоил, и я до сих пор до конца не оклемался. Скорее всего, во всем виноват недостаток питания. Организму просто неоткуда было черпать силы, да и постоянный недосып так же сказывался. Сон — лечит, еда — дает энергию. Если же нет ни того, ни другого, то организм начинает пожирать собственные ресурсы, а их почти уже не было в запасе.
Кое-как приведя себя в порядок, я побрел к воротам. Из-за головной боли я мало что соображал, потому что подошел слишком близко и чуть не поплатился за это собственной жизнью.
— Halt*! — в чуть заторможенном состоянии я проигнорировал оклик, продолжая шагать вперед.
*(нем.) Стоять!
И тут же у моих ног ударила автоматная очередь, а навстречу выскочили два эсэсовца и тут же сбили меня на землю и начали избивать.
Дьявол! От жестких пинков трещали ребра, пара ударов пришлось в голову, и сознание у меня окончательно поплыло. Еще пара минут, и меня забьют насмерть, и я совершенно ничего не мог с этим поделать.
— Отставить! — как сквозь толщу воды услышал я оклик на немецком, и избиение тут же прекратилось. — Сполосните ему лицо и приведите в мой кабинет!
Фон Рейсс? Кто же еще!
Меня тут же дернули под руки вверх и куда-то потащили. Я все еще мало что соображал, казалось, я вижу сон, все двигалось вокруг рывками. Чертова слабость! Нет ничего хуже, чем потерять способность ходить и видеть.
Меня грубо бросили на землю и тут же окатили из ведра ледяной водой. Мир вокруг вновь обрел краски и звуки. Несмотря на варварское средство, это помогло, я слегка пришел в себя и даже попытался подняться на ноги. Но сделать этого мне не дали — удар сзади под сгиб колена, ноги подкосились, но повторно свалиться мне все же не позволили, вновь подхватили под локти и потащили.
Удивительно, но после всего головная боль практически полностью исчезла. Видно, организм задействовал крайние резервы, постаравшись привести меня в относительный порядок. Очень вовремя! Во время предстоящего допроса я должен соображать, а не валяться сломанной куклой.
Притащили меня в тот самый домик с желтыми стенами, про который Зотов с утра сказал, что это местный политотдел. Вода стекала с меня на серое ковровое покрытие, оставляя заметные глазу темные пятна.
Мы попали в мини-приемную, из которой вело еще две двери. Секретарши на месте не оказалось, видно, час был поздний, и она уже отправилась домой, но второй рапортфюрер меня ожидал.
Деревянная мебель, стулья, оббитые кожей, стол, покрытый темным сукном.
— Проходите, господин Шведофф, — по-русски, практически безо всякого акцента предложил Рейсс, дружелюбно улыбаясь. — Зачем же вы так неаккуратно поступили? Не подчиниться команде охраны равноценно смерти. Вам очень повезло, что вы остались живы.
Он неодобрительно поглядывал на мой неопрятный, грязный вид, избитое лицо, заляпанную кровью полосатую робу.
— Господин рапортфюрер, — я предпочел ответить на немецком, — нас забыли покормить днем, и у меня дико болела голова, поэтому я совершенно ничего не соображал. Прошу простить мою оплошность, более такое не повторится!..
— Хм… ваш немецкий превосходен! — похвалил меня Рейсс и кивнул на стул. — Присаживайтесь. Говорите, вас не покормили?
«Будто, сам этого не знаешь, сволочь», — мелькнула мысль, но вслух я лишь сказал:
— Понимаю, было не до нас. У больших людей большие дела.
Алекс чуть поморщился. И это его непроизвольное движение многое мне прояснило. Хм, а не все-то у тебя тут гладко, как ты хочешь представить… не дают разгуляться таланту? Густав Зорге тянет, образно выражаясь, одеяло на себя? Очень любопытно.
— Поешьте, Шведофф, — рапортфюрер достал из ящика стола тарелку, на которой лежал полукруглый отрез колбасы, кусок сыра, несколько ломтей хлеба. — От головной боли могу предложить аспирин. Мне потребуется от вас полное внимание.
— Благодарю, боль уже улеглась. — Я смотрел на угощение и думал, как поступить. Гордо отказаться — разговора не получится, просто отведут обратно в барак или вновь начнут избивать. Зотов приказал мне внедриться… значит, придется подстраиваться, хоть это и тошно. — А вот от угощения не откажусь!..
Рапортфюрер благосклонно кивнул и придвинул тарелку ближе ко мне. Я постарался не набрасываться на еду, но живот так крутило от голода, что руки самопроизвольно ломали колбасу, а челюсти работали без остановки.
Ух, вкусно! Чесночная колбаса, нежный сыр и свежий хлеб. Желудок пел от счастья!
Чувствовал ли я угрызения совести от того, что я тут жру и не могу остановиться, а мои товарищи по бараку оголодали до такой степени, что ребра уже скоро начнут пробивать изнутри нательные рубахи? Да, я бы отдал последний кусок любому из них… но сейчас я на задании и вынужден вести себя сообразно роли. Если начну кобениться, то провалю дело.
С каждым проглоченным куском, я словно пробуждался от долгого сна. Голова совсем прочистилась, и мысли забегали быстрее, тело уже почти не ныло после побоев. Я был еще слаб, но уже чувствовал себя бодрее, чем этим утром. Пища! Мне попросту нужно было полноценное питание, иначе организм не справлялся с нагрузками, так я и думал. И сейчас я постепенно приходил в себя.
Рейсс одобрительно наблюдал за моим ужином, а потом подошел к шкафу, достал из него графин и пару
