прямо-таки почувствовал, как стремительно краснеют кончики ушей. На них поселился жар, и кровь прилила к голове. Какой же он редкостный мудила! Ну как можно, блин…
— Не такой уж я и… Короче. Если честно, то я тоже, — забубнил младший Соколов. — Ну… как Агния ваша, получается. Сделал.
Лосев склонил голову набок, повернувшись на лавке, и пристально глянул на Пашку добрыми мудрыми глазами.
— Это уж я и сам уразумел, Павел, — грустно сообщил он. — К моему огромному сожалению. Но выбор — личное дело каждого.
— Да не было у меня никакого выбора! — вырвалось у Пашки с обидой. — Я ваще не знал ни фига! Ничего. Простите, — тут же запнулся он. — Обманули меня, короче. Подсунули это всё по-хитрому.
— Там, обыкновенно, не обманывают, — возразил Лосев.
— А меня обманули! Я даже не знал, в чём участвую, вот до недавно!
— Сие, разумеется, печально, — кивнул бездомный. — Но вот какое дело, Павел. Думается мне, что отцом лжи вашего с Агнией Ауэзовной дарителя зовут не в том смысле, что сам он со своими посланцами кого обманывает, а в том, как любят сами себя обманывать люди, заключая подобные соглашения. Да и не заключая — тоже. И вот таким самообманывающимся он и вправду становится как отец родной.
— Не понял, — заморгал Пашка. — Я не знал, что, — он сглотнул и сказал это наконец-то вслух: — душу продаю. Я думал, я в игру на телефоне играю. Понимаете?
— А вы бы не продали, Павел, если бы знали всё? — склонил голову на другой бок Лосев. — Припомните себя тогдашнего да подумайте: явись вам какой рогатый посланец с договором воплоти и предложи нынешние возможности, вы бы не согласились?
Пашка замер. Даже дышать на время позабыл.
Откуда он… что…
— Чтобы перемениться, Павел, перво-наперво надобно честным стать с самим собой. А остальное само приложится, — изрёк необыкновенный собеседник.
Пашка потрясённо уставился в узорчатые плитки сквера дорогого ресторана. Всё это время он считал себя жертвой мошеннической схемы. Так было… проще смиряться с происходящим.
Впервые то, что сказал Лосев, очень ему не понравилось.
Кажется, потому, что тот был прав.
— Неприятно, понимаю, — положил вдруг бездомный руку ему на плечо. — Тут время требуется. Немалое.
— Похоже, рассказать я вам ничего уже и не могу, — выдавил, наконец, Пашка. — Вы уже всё знаете. Давно? — приподнял голову он.
— Да вот, как с Агнией Ауэзовной подружились, так она мне и стала объяснять, что сама ведает. Когда сплю на вашей удобной подушечке, — лукаво добавил Лосев.
Это был не упрёк, совершенно. Но Пашке вдруг захотелось провалиться сквозь землю, пусть бы даже и в Ад.
— Вчера вот и о вас у нас речь зашла с оказией, — присовокупил старый бездомный.
— И вы вот так вот запросто согласны не стать ангелом? — перебил младший Соколов. Чтобы убедиться, что Агния не про одного его треплется, но и про суть настоящую толком.
— Ангел, надо полагать, из меня бы вышел, пожалуй: потому как привык уж не влезать в дела окружающих, а наблюдать только, к чему их выбор приводит. Но и сочувствовал бы по всей форме. Я же вам рассказывал, Павел, как сам на выборе обжигался и отчего бросил это дело. Выходит, уж и живу в какой-то мере по-ангельски, — усмехнулся бездомный. — Но совсем без выбора нельзя, разумеется. Так что мой — помочь попавшей в беду даме. Вы не думайте, Павел, что Агния Ауэзовна меня продолжает обманывать. Она по натуре совсем не такая. И бесовка из неё потому не выйдет толком, даже если я фиаско потерплю. Она, на самом-то деле, не очень уж и годится для таких чинов. Тут, выходит, эксперимент ради моей персоны. И удачный. Радостно на сердце, Павел, оттого что жизнь моя неприметная всё-таки привела к такому положению, в котором я могу помочь хорошему человеку.
— А вы… не знаете… не подскажите…
— Как быть вам самому? — угадал Лосев.
Пашка лихорадочно закивал.
— От чистого сердца и для пользы только одно могу подсказать, что подсказал уж, — развел руками бездомный, — прекратить обманывать себя. А выбор за вас, Павел, никто не сделает, даже если очень стараться его на кого-нибудь переложить. На деле всё равно за вами останется, только из болота самообмана станет выбраться ещё сложнее.
— Но всё-таки… — выдохнул Пашка. — Я не понимаю… как правильнее… Вроде и плохо. А с другой стороны — им же всё равно бы ссылки предложили… договоры, то есть. А я отца… — он запнулся. — Вы и это знаете? Про моего отца?
— Говорила Агния Ауэзовна, так точно, аккурат минувшей ночью, опосля того, как мы с вами повидались. До самого рассвета мне снилась. Соболезную вашей утрате, Павел.
— Я же должен его вернуть, правда? — гнул своё Пашка. — Вы как думаете?
— Понимаю всецело ваше желание разделить со мной ответственность, друг мой, — вздохнул Лосев. — Но в этом никак не помогу. Как бы в чём полезном — пожалуйста. Если содействие вам моё действительно понадобится, например.
— Ну вы же не станете со мной разбираться, кому эти ссылки предлагать можно?.. — полуспросил Пашка.
— Хотелось бы обратить ваше внимание, молодой человек, что выбор свой, с коим так маетесь, вы уж сделали, — отметил Лосев. — Это по предыдущему вопросу. Теперь осталось самое трудоёмкое — сознаться в том себе.
Пашка заалел, как та целка.
— Вы меня осуждаете? — промямлил он.
— Ни в коем случае, Павел! Но я вам сочувствую наперёд.
— Думаете, у меня не получится⁈ — вздрогнул младший Соколов, словно его током шибануло.
— Думаю, тут уж неважно, — глянул ему Лосев в самое нутро, аж мурашки по коже пошли. — А что-то получится наверняка. Вопрос в том, к чему стремиться, — философски добавил он. — А в человеке, который способен что-то понять со временем, таковую черту видно, нужно только научиться смотреть. В вас вот я её сразу углядел. Вы — славный юноша, который много понять способен, просто не сразу. Очень жаль, что так всё вышло. Но, верно, на что-то оно вам надобно.
— А как вы увидели? — прервал Пашка взволнованно. — Из-за булок с маком и подушки?
Лосев
