каким-то драгоценным и хрупким инструментом, подвел жену к стулу.
– А когда же этот счастливый день? – спросил он, и Шурка, покраснев, показала на пальцах, что она уже на втором месяце.
– Боже правый! Через семь месяцев я стану отцом… отцом… Папа Авраам, Папа и Мама… – Авраам встал и нежно поцеловал Шурку, а затем побежал в дом родителей, который находился неподалеку, чтобы сообщить им радостную новость.
Дом сразу же наполнился родственниками и друзьями, которые дали им бесконечные странные советы и навалили кучу еды, необходимой, по их представлениям, беременной женщине. На следующий день все жители близлежащих деревень уже знали, что Шурка и Авраам ждут ребенка.
И когда Шурка проходила мимо на рынок или в гости к друзьям, жители деревни – как христиане, так и иудеи – приглашали ее зайти в гости, чтобы немножко отдохнуть и выпить стаканчик свежего лимонада. Сару и Авраама любили все.
Теперь Шурка была занята не только уходом за их маленьким участком земли, но и подготовкой к рождению ребенка, который должен был родиться, когда придет время, «с Божьей помощью», как все говорили. Она белила и красила, а по ночам шила крошечные одежки. Колесо ее швейной машинки бешено крутилось, и она вышивала маленькие голубые незабудки на рулонах мягкого хлопка.
Мама Тайба приходила помогать, и они вдвоем доставали крошечную одежку, и с любовью глади – ли ее.
– Я надеюсь, это будет девочка, – говорила Шурка Аврааму, когда они вечерами прогуливались по деревне.
И Авраам ласково поддерживал свою жену и шептал ей, что кто бы там ни был, будет желанным.
– Ты же знаешь, как говорят: дочь – предвестник сыновей.
На последнем месяце беременности Шурки Тайба переехала жить в Глебокие, в дом к молодым. Она хотела быть рядом с дочерью, когда придет время, помогать ей и помочь родить ее первого внука. Обе женщины были все время заняты подготовкой к рождению ребенка. Авраам сделал деревянную колыбельку и покрасил ее в белый цвет, а Яков Мендель повесил лампу на потолок комнаты.
Однажды ночью, в конце января, когда на улице бушевала снежная буря, Шурка разбудила Авраама, ее лицо было бледным от боли.
– Я думаю… уже пора.
– Что?! – закричал испуганный Авраам.
– …начались родовые схватки, – сказала Шурка.
И он, сияя от волнения и счастья, разбудил Тайбу, чтобы та присмотрела за женой, запряг повозку и поспешил в соседнюю деревню за повитухой.
«Вы еще никогда не видели более счастливого человека, держащего на руках свою маленькую дочь, – позже сказала акушерка жителям деревни. – Его глаза так и сверкали, точно бриллианты».
Авраам положил ребенка на грудь матери и что-то нежно прошептал малышке, а она вдруг улыбнулась в ответ, словно поняв слова отца.
– Давайте назовем ее Ирена, – предложила Шурка. – В честь моей бабушки Ирены, которая когда-то жила с нами. Она научила меня раскатывать тесто и петь песни о ветре и дожде.
Авраам кивнул в знак согласия:
– Отлично! Мы назовем ее Ирена, что означает «мир». – И улыбка озарила лицо ребенка, как будто она все поняла, и Авраам обнял их обеих.
Они втроем стали семьей: папа, мама и маленькая Ирена, с кожей цвета меда и сверкающими глазами. Ирена любила засыпать на животе у отца, пока Шурка тихонько пела ей, складывая пеленки, пахнущие тальком. Казалось, что мир, в котором Ирена радостно верещала, был добрым и благосклонным.
И счастье расцветало. Но пока ее родители все еще восхищались прекрасной кожей Ирены и ее голубыми глазами и благодарили Бога за свое счастье, где-то генералы со свастиками на лацканах уже планировали начало войны. Фабрики вовсю изготавливали пушки и винтовки, крупные производственные предприятия выпускали танки, а инженеры проектировали самолеты, способные нести смертоносные бомбы. Толпы людей аплодировали маленькому человеку, который кричал и обвинял евреев во всех бедах Германии; в то время как в маленькой деревне Авраам и Сара танцевали со своей дочерью на руках. Добро пожаловать в 1938 год. В мир пришел новый ребенок.
В других местах также были сделаны первые шаги к великому разрушению. 9–10 ноября 1938 года по всему Третьему рейху прошел погром евреев. В результате нападений многие улицы были покрыты осколками витрин принадлежавших евреям магазинов, зданий и синагог. Большая синагога в Берлине – великолепное историческое здание – была разрушена. «Хрустальная ночь» была названа так из-за осколков стекла, которые разлетелись повсюду в ту ночь после разрушений, учиненных приспешниками Гитлера.
В том же месяце, ноябре 1938 года, вдали от криков большой, но разбитой еврейской общины Берлина, Шурка и Авраам вели свою привычную жизнь. Иногда Авраам возвращался домой бледным и встревоженным, рассказывая истории о евреях, которые бежали на восток от ужасных новых законов, навязанных этим кричащим усачом, или из-за исключения евреев из университетов. Но они все еще были погружены в свое собственное счастье, говоря друг другу, что тучи всегда рано или поздно рассеиваются и что дальше криков и угроз этот безумный клоун просто не пойдет.
Авраам и Шурка смотрели на Ирену. Ей исполнилось десять месяцев, она могла сидеть и ходить, держась за руки родителей, и лепетать несколько слов.
Наступил сентябрь 1939 года, и Ирене исполнилось двадцать месяцев. Она была живым и улыбчивым ребенком, всеобщей любимицей. Она вовсю бегала по двору на своих коротких ножках, гоняясь за белыми курами, и собирала цветы, чтобы отдать их матери. Она помогала отцу собирать яйца в курятнике.
– Это Ирена, моя принцесса, – представлял ее всем Авраам, добавляя с улыбкой: – И конечно же, ее мать – королева Шурка!
Ирена обожала свою куклу Алинку, которую сделала для нее мать. Дедушка Яков Мендель принес ей желтого цыпленка, который бегал по двору, а бабушка Тайба связала шерстяную шапку для зимних дней и рассказала ей об аистах. Все ее тети и дяди восхищались своей маленькой племянницей, носили ее на плечах, бегали с ней по полям и играли.
Авраам и Шурка мечтали о большой семье. Они хотели, чтобы дети заполнили дом своими звонкими голосами, смехом и песнями. Авраам был уверен, что их счастье будет только расти.
Но в то время – пока Ирена тянула Ахашвероша за хвост и играла со своей куклой Алинкой – немцы вторглись в Польшу. Гитлер, неудержимый Сатана, продолжал свое военное наступление на восток. Теперь это было невозможно не заметить. Польша сдалась почти без боя. Перед лицом могущественных немцев польская система обороны рухнула как карточный домик. В маленькие деревни в районе Люблина приходили пугающие сообщения. Но пока немцы оставались не более чем слухами. Пока только рассказами. Никто еще не видел
