ни одного немецкого солдата. Все старались жить как обычно.
Авраам и Шурка узнавали о происходящем от торговцев, которые ездили по деревням и иногда приносили новости. Но они, как и все остальные, не поддавались беспокойству, даже когда тревожные сигналы стали более очевидными и более частыми.
«Вам нечего бояться, – сказали их соседи – поляки, когда они рассказывали друг другу тревожные новости. – Вы здесь примерно с тех пор, как и мы: более двухсот лет. Кто посмеет прогнать вас?»
Новости становились хуже с каждым днем. Ходили слухи об убийствах и грабежах, об арестах и преследованиях. Но в деревнях людей больше всего волновало, будет ли дождь.
«Оккупировали Польшу, ну и что?» – говорили поляки друг другу. Евреи кивали головами.
«Ну и что?»
«В конце концов, Польша уже была однажды завоевана немцами».
«Ну и что?»
«Мы прошли через войну, через беспорядки, были трудные времена, мы переживем и это».
Гитлер продолжал кричать на площадях. Он угрожал и угрожал и не скрывал своего отношения к «еврейской проблеме». Он считал евреев осквернителями европейской земли, врагами Европы. В Германии уже начали выгонять преподавателей-евреев из университетов, евреев грабили без возможности судебного разбирательства, многих арестовывали по обвинению в государственной измене. На них было наложено множество правил, ограничивающих их передвижение и жизнь.
«Он не посмеет тронуть нас, – говорили евреи друг другу, собираясь помолиться в Шаббат. – Покричит-покричит и успокоится, и мир снова вернется к тому, каким он был прежде». Несколько месяцев спустя польским евреям было приказано носить желтую нашивку.
В деревне по-прежнему все было тихо и спокойно, а в животе Сары зародился новый человеческий птенец. Шурка связала Ирене красное шерстяное пальто и белый шарф, чтобы она не замерзла зимой, и прикрепила желтую нашивку к рубашке мужа.
«Почему я должен это носить?» – спрашивал Авраам жену. Но она настояла. Он много ездил, и не дай Бог его поймают без этого значка. До них уже доходили слухи о евреях, которых поймали на вокзале, и с тех пор о них ничего не было слышно, и о какой-то несчастной женщине, которая потеряла свой значок и была избита до смерти.
– Ты должен делать то, что они говорят.
– Что это? – спросила как-то Ирена, показывая на желтую заплатку на рубашке отца.
– Это ничего, – успокоил он малышку и глазами показал Шурке, чтобы та не беспокоила девочку. – Это такое украшение.
– А я знаю, это – звезда Давида, прямо как в нашей синагоге. – Ирена указала на нашивку, а Авраам обнял ее за голову и сказал, что она очень умная маленькая девочка.
Шурка вздохнула. Она не сказала мужу, что в последнее время ей постоянно снятся кошмары про Парчевский лес: болота, волки, ищущие ее и Авраама, заблудившихся в этом лесу…
Одна из еврейских семей, проживавших в Глебокие, решила хоть как-то действовать. Они тайно продали свой дом и уехали в портовый город Одессу, откуда думали пароходом отправиться в Израиль.
Перед отъездом они зашли попрощаться с Авраамом и Сарой.
– Что за спешка?
– Мы должны убраться отсюда поскорее и уехать как можно дальше.
– Но я слышал, что в земле наших отцов тяжело. Там болезни, болота и почти нет работы, – сказал Авраам.
Шурка посмотрела на мужа и подумала, что, может быть, им тоже пора. Ночью она рассказала мужу о своих страхах.
– Тебе не нужно волновать себя такими переживаниями. – Авраам погладил ее живот. – Скоро будет ребенок. Тогда и посмотрим.
– Я чувствую…
– Мы никуда не поедем, пока ты беременна. – Он немного помолчал. – За несколько месяцев все равно ничего не изменится.
– Я слышал, что люди бегут на восток, в Россию, – сказал Яков Мендель, когда в следующий раз приехал навестить детей.
– Россия – не вариант, – сказал Авраам. – Я не доверяю русским. Они передадут любого сбежавшего еврея немцам.
– Но вы доверяете немцам?
– Немцы – культурный народ.
– Вы слышали, что говорит Гитлер?
– Он сумасшедший клоун, я верю всем сердцем, что наши польские друзья позаботятся о нас. В конце концов, мы один народ, их язык – это наш язык, а их культура – это наша культура. – Авраам повторил свои обычные аргументы. Он не видел причин для беспокойства.
– Гитлер – дьявол.
– Но у нас есть Бог.
– Ты наивный, – сказал Яков Мендель. – Поляки будут первыми, кто нас выдаст. Мы должны начать думать, как защитить себя.
– Вы все слишком много волнуетесь. Подождите и увидите – этот Гитлер пройдет, и с нами все будет хорошо.
Манн трахт, ун Гот лахт[3].
История по-своему распоряжается жизненными путями людей, хотя они уверены, что все это вопрос свободной воли и их собственные решения. Человечество верит, что его судьба в его руках, но реальность показывает нам обратное.
Это был 1939 год.
Мир все еще находился в глубоком сне, как Спящая Красавица, проклятая злой ведьмой. Никто из лидеров не смотрел вперед; они не хотели видеть признаки террора, который начал раскалывать весь мир.
Тем временем в своем прекрасном доме Шурка и Авраам продолжали строить свое будущее, расширять свой дом и свою семью.
Шурка и Авраам знали, что Люблинский край, где находилась их деревня, теперь полностью захвачен немцами. Они слышали грохот самолетов и эхо взрывов. Они видели, как побежденные польские солдаты шли на восток к советской границе, а немецкие солдаты победно маршировали по их деревням как завоеватели. Они видели колонны танков, которые проходили недалеко от их дома, ровные отпечатки их гусениц еще долго были видны на земле. Они знали и то, что староста их деревни был вынужден сотрудничать с захватчиками и отдал им свой кабинет. Они видели его пьяного сына-бездельника, беспрекословно выполняющего все, чего требовали от него немцы.
Они понимали, что Польша потеряла свою независимость и что теперь они находятся под властью Германии. Тем не менее они оставались послушными. Страха не было.
Война их не коснется, думали они. Это происходило где-то в другом месте, на фронте. И совсем скоро она закончится, и жизнь вернется в свое обычное русло. К тому же Польша уже пережила долгие годы оккупации.
– В конце концов, политика, – сказал Яков Мендель, когда они с Тайбой приехали навестить свою любимую внучку, – не для мирных деревенских людей. Подумайте сами, зачем им нести войну в наши края? Какой в этом смысл? Это тихий и спокойный сельскохозяйственный регион, где люди живут своим трудом.
Но новости продолжали поступать. Иногда еврейские беженцы, бежавшие из оккупированной Варшавы, останавливались у них дома и рассказывали, что там происходит.
– Почему вы бежали? – спросила Сара.
– Нужно
