а Йоланда лишь трясла лохматой головой и взглядом умоляла: “Нет! Не надо!”. Вымолвить хоть слово ей не удавалось.
Тишину разбил скулеж.
Геррада затряслась, завыла, разрыдалась и метнулась прочь.
Йер даже не успела заступить ей путь — она споткнулась о край шкуры, растянулась на полу и уж не шевелилась. Даже не рыдала.
Йер опасливо приблизилась, косясь на брата Ротгера. Тот ждал.
— Похоже, она в обмороке.
— Обосраться просто, — фыркнул он. — Тогда иди второй, подержишь эту потаскуху.
Йер помимо воли подняла глаза — Йоланда повторяла “Нет!” без звука.
— Ну чего застыли? Захотелось поменяться с нею?!
Дрега встрепенулась вдруг и кинулась к подруге.
— Извини, — шепнула она громко и безвольно надавила на плечо, чтоб та легла на спину.
А Йерсена вдруг заколебалась: может, в самом деле поменяться? В самом деле искупить то зло, в каком все обвиняли Мойт Вербойнов?
Да в конце концов, что нового он может с нею сделать? И уж точно ей гораздо проще будет это пережить, чем перепуганной Йоланде, что, похоже, ни единого мужчины никогда не знала.
— Не разочаровывай меня, — поторопил брат Ротгер.
И Йер отмахнулась от сомнений, подошла и надавила на второе плечо рыжей. Она не сопротивлялась, но смотрела так пронзительно, что выворачивало наизнанку. Йер невольно вспомнила, как та держала ее за руку тогда в телеге.
Ротгер дернул ее за ноги, устраивая, как ему удобно, грубо стянул все, что помешало бы.
— Раз рыпнется — прибью. Держите крепко, — велел он.
И Йер, задумавшись на миг, поставила Йоланде на плечо колено — чтобы отвернуться и не видеть. Она только чувствовала ее напряженное дыхание и дрожь и все не понимала, почему та не сопротивляется — Йоланда лишь вцепилась ей в край стеганки.
Почувствовала и толчок, что первым сотряс тело — чародейка вскрикнула и сжалась, но опять не попыталась вырваться. Лишь только пялилась под потолок пустым бездумным взглядом.
Голова ее чуть дергалась в такт ритму. По лицу, застывшему, как восковая маска, медленно катилась одинокая слеза.
Тогда Йер отвернулась окончательно. Она на ощупь нашла руку, что сжимала гамбезон, позволила взамен вцепиться в собственные пальцы и уже не поворачивалась, пока рыцарь не закончил.
— Нагрей воду, — велел он Йерсене, пока Дрега силилась поднять подругу.
Когда она выполнила, безо всякого стыда стал обмывать поникший ствол в тазу и даже не взглянул, когда продолжил:
— Я тобой доволен. Из всех этих куриц ты единственная, кто потянет на сестру.
Йер чувствовала себя странно — будто бы мешком по голове огрели, и от режущего света огоньков и густоты теней кружилась голова.
В груди теснилась может быть не гордость, но уж точно понимание того, как много значит эта похвала.
И все-таки она себя спросила: разве это — то, что нужно, чтоб быть орденской сестрой?
* * *
Йергерт мутными глазами провожал снующих в лагере людей — все лица плыли и сливались воедино, он не смог бы их пересчитать.
Он вливал в себя уж даже не вино — брантвайн; думал, так забудется, и вместе с мыслями уйдет и боль — хотя бы притупится.
Только даже насквозь пьяным он не мог не вспоминать злосчастный разговор, не повторять его по фразам, силясь отыскать малейший признак, что Йерсена соврала. Зато мог представлять с ее слов все события, и с каждым разом выходило все ясней, все ярче.
Он почти не спал, но в те моменты, когда умудрялся кратко задремать, все время видел ленту на могильном древе — рядом с той, какую сам повесил много лет назад. Они свивались кончиками и сплетались.
Он хотел бы, чтоб ему было плевать, хотел бы радоваться, потому что мать только и делала, что досаждала, но от этих мыслей лишь сильней болел всем телом и лишь больше заливал в себя брантвайна.
А еще не мог отделаться от чувства, что к чему бы он ни прикоснулся — все испортится и замарается, закончится бедой: и Орья с Содрехтом, и мать с отцом, и Йер, и даже армия, в какую он принес чуму, что виделась ему в любом чуть приболевшем полубрате. Не было такого, что осталось бы неоскверненным.
Раз он взялся за перо — хотел писать, какой брат Бурхард засранный ублюдок, но трясущиеся руки — от брантвайна или от чего еще — не в силах были вывести ни слова. Он залил чернилами листа четыре, пока плюнул.
Не способны были эти руки и взять меч, какой пронзил бы каждого, кто знал и промолчал. И оставалось только пить и пить да ждать, что, может быть, допейся он до смерти, станет легче — не ему, так остальным.
Йергерт наблюдал за лагерем как будто бы издалека. Цедил брантвайн, скользил глазами от лица к лицу, не в силах задержаться, пока не споткнулся об одно.
Йерсена как всегда пристроилась чуть в стороне от всех — смотрела, как одни колдуньи, сняв плащи и подобрав повыше рукава, прислуживают возле госпиталя, намывая грязные посудины, пока других, стоящих у позорного столба, обсмеивали заскучавшие наемники.
Лишь краем глаза, но она следила и за ним, и изредка, украдкой, скашивала взгляд. Он влил в себя большой глоток и шатко и нетвердо потащился в ее сторону.
Они немного постояли молча: Йер смотрела настороженно, а Йергерт силился понять, сблюет он или нет, когда откроет рот.
— Скажи мне, как все было, — наконец потребовал он.
Она посмотрела прямо, долго. Думала. Понятно было, что не хочет отвечать.
— Не сейчас, — попробовала отказать она.
— Расскажи, — не унимался Йергерт. Он вцепился ей в плечо, чтоб не упасть.
— Иди ты… к Содрехту. Пусть он расскажет.
— Я ходил.
Действительно ходил — еще с утра, чуть только на рассвете пробудились полусестры госпитального шатра. Вломился в закуток, едва не оборвав все занавеси, разбудил, потребовал ответ.
— Он не сказал.
— Удивлена, что нахер не послал.
— Послал.
Она зажмурилась и неохотно посмотрела на него — внимательно и прямо. Он был слишком пьян, чтоб в этом понимать, но ясно видел два костра, что опаляли и пусть бы немного, но держали от того, чтоб все вокруг совсем слилось в бессвязный мутный гул цветов и звуков.
— Он сказал мне, что вертел меня с моей семьей и нашими извечными трагедиями. Что не лез все это время и теперь не станет.
Йер смягчалась: реже отвлекалась глянуть на помост, на госпиталь и меньше раздражалась.
— И зачем ты мне об этом рассказал? — спросила она безо всякой злобы.
Йергерту пришлось задуматься.
— Ну а кому