было убираться, пока есть возможность.
– Что там такого ужасного?
И они рассказали ей, что вся еврейская община Варшавы загнана в гетто, что еды не хватает, многие больны, и нет лекарств. И не только это… теперь они свозили в гетто евреев из окрестных деревень, и теснота там царила ужасная. Ситуация была тяжелой и распространялась по всем улицам. Шурка доставала чистые простыни и оставляла беженцев отдыхать в своем доме и все чаще стала смотреть вдаль, туда, где лесной царь искал души маленьких детей. Иногда приезжал торговец древесиной и привозил с собой газету из Люблина или Любартува, но большую часть информации приносил их друг Париц Любосковиц.
Авраам был торговцем с хорошими связями и время от времени организовывал совместные предприятия с Парицем Любосковицем и его семьей. Между ними царили дружба и взаимное доверие. Париц часто гостил в доме Шурки и Авраама и обожал фаршированную рыбу и миндальное печенье, которыми его угощали. Иногда он приглашал их к себе в гости, в свой большой дом, рядом с городом Острув-Любельски, в двух часах езды от их деревни.
В доме Парица было радио. Радиоприемники в те дни были большой редкостью, особенно в маленьких деревнях. Именно по радио Любосковиц узнавал, что происходит на западе.
– Будьте осторожны, – сказал им пару раз их польский друг, – я слышал сегодня, что будут еще указы о ваших братьях.
– Ты же позаботишься о нас, – засмеялся Авраам, и Париц кивнул головой, но на сердце у него было тяжело.
– Я очень беспокоюсь за тебя и за всех евреев.
Именно так они однажды были поставлены перед фактом, что еврейские предприятия подвергаются маркировке и конфискации, что свобода передвижения евреев теперь ограничена и что евреям запрещено продолжать работать в образовательных и культурных институциях и публично молиться. Профессоров выгоняли из университетов, из уст в уста передавались слухи о том, что уже было несколько случаев, когда неевреи стреляли в евреев, безнаказанно грабили и мародерствовали.
– Мы выдержим, – говорил Авраам, успокаивая своего польского друга.
– Вы уверены?
– Потому что если посмотреть на историю, то мы увидим, что немцы не причинили вреда евреям, когда оккупировали Польшу во время Первой мировой войны.
Тем временем вторая беременность Сары уже была заметна, и Ирена рассказывала истории своей кукле Алинке. Слухи быстро распространялись по деревням. Торговец тканями рассказывал всем желающим, что он слышал от торговца товарами для дома, который слышал от продавца яиц, который слышал от ученого…
И со временем слухи стали реальностью.
И поток беженцев вырос.
Ни в Германии, ни в Польше больше не было безопасности, и многие собирали свои вещи, продавали то, что могли, и отправлялись на восток, к российской границе.
– Ты не беспокоишься о будущем? – спросил Шурку один из беженцев, остановившийся отдохнуть в ее доме со своей семьей. Она принесла им горячий суп и свежий хлеб.
– Польша – наша родина. Почему мы должны беспокоиться?
– Разве вы не слышали, что Гитлер говорит о евреях? Он называет нас бедствием Европы. Разве вы не слышали об убийствах, грабежах, издевательствах над нашей общиной?
– Вот это Польша, – отвечала им Шурка. – Евреи, христиане – все мы поляки. Все мы верующие граждане. В случае беды поляки будут знать, как защитить себя и нас.
Никто тогда не думал, что человек, кричавший на площадях Берлина, сделал лишь первый шаг на пути к уничтожению мира.
Одной из многочисленных жертв Хрустальной ночи стал Отто Шнайдер, профессор истории. После увольнения с должности и конфискации его красивого дома в центре города он и его семья бежали на восток и хотели обосноваться в Глебокие. Он обратился к Аврааму за помощью в поиске дома и работы.
Авраам и Шурка охотно приняли семью, позволили им остаться в своем доме и помогли им найти дом неподалеку. На своем небольшом участке земли Авраам и Отто посадили картофель и лук.
Но отцу семейства было трудно быть счастливым в этой далекой деревне. Он скучал по своему городу в Германии, по его опере и концертным залам. Его нежные руки, руки академика, не подходили для работы на земле. Авраам как мог поддерживал его и призывал сохранять оптимизм:
– Это временно, поверьте. Подождите год, может два, и вы снова сможете вернуться в свой культурный Берлин.
Но зима выдалась суровой, и цены на древесину выросли. Немецкая армия конфисковала имущество, коров и лошадей, и темные тучи все не рассеивались.
– Вы слышали, что сказал этот безумный клоун в Берлине? Теперь он говорит об окончательном решении еврейской проблемы, – сказал Отто однажды вечером, когда они сидели в доме Авраама и Шурки, попивая горячий чай.
– Немцы – культурный народ, – твердил Авраам. – Они знают, что евреи важны для польской экономики. Он будет продолжать кричать, а мы будем продолжать существовать, как Аман в свое время. И когда-нибудь придет облегчение и спасение.
– Как? – изумился Отто. – Гитлер не скрывает своих планов. И гестапо, которое он создал, эти головорезы в черном просто пропитаны ненавистью к евреям. Я очень беспокоюсь: некоторые мои родственники все еще там. Они отказались уезжать.
Шурка и Авраам смущенно посмотрели на него.
– И ты не беспокоишься о том, что может произойти? – спросил Отто.
– Польша – это не Германия, – заявил Авраам. – Поляки – наши братья, в этом мы едины.
Пока Авраам и Шурка гнездились в своем доме, сея семена подсолнечника летом и собирая каштаны зимой, где-то за горами и лесами подняло свою злую голову великое чудовище – Война.
6
Прошли месяцы, и ситуация ухудшилась. Евреев увольняли с работы без объяснений, их вещи отбирали, ценности конфисковывали, а их бизнес передавали немцам или полякам. Евреям запрещалось иметь более двух тысяч злотых наличными, а их банковские счета были заморожены.
Однажды вечером Париц позвал к себе Авраама.
– Смотри, – сказал он, – идут разговоры.
– Что ты слышал?
– Неподалеку отсюда говорят, что сегодня всех евреев из городов и деревень Западной Польши, которые уже оккупированы Германией, соберут вместе и отправят на поезде в крупные города…
– Ты понимаешь почему?
– Немцы пытаются заменить население в оккупированных регионах. Людей, которых вывозят поездами, выгоняют из домов.
– Немцы не дураки, – сказал Авраам. – У них на уме свои экономические интересы – еврейские торговцы вроде меня, которые нужны армии для снабжения, пока не будут отправлены в гетто.
– Но все это только «пока». Ты им не нужен, тебе следует уйти или… Я бы не стал так
