чувствовал себя неуютно, если в комнате иконы. Это было сродни постоянному видеонаблюдению, которое вёл Бог, становившийся тем самым всевидящим. То же самое было и с фотографиями родственников и даже постерами знаменитостей — как будто на тебя смотрят. Ни подрочить, ни газы выпустить. Нет уж, пусть сидят за занавесками.
А Рахманов, наверно, верующий. В глуши все верующие. И у кого родичи немощные тоже верующие, а уж такие малахольные и подавно. Хотя гомоеблю в Библии не любят, целыми городами пидоров уничтожали и правильно делали, нечего на земле пидорастию сеять.
Калякин ещё разок взглянул в окно, выбирая между продавленным поколениями Пашкиных предков диваном и вторым визитом к Рахманову. Попугать его, спросить, почему дрова выгуливает вместо того, чтобы деньги искать.
В этот момент в чуланчике без окон закряхтел Пашка, заклацала сетка панцирной кровати. Кирилл сразу ухватился за это обстоятельство, ему надоело слоняться по дому одному.
Он раздёрнул шторы спальни, впуская туда солнечный свет.
— Пахан, блять, хорош валяться!
— Так сладко спится, — прошлёпал губами Машнов и не открыл глаза. Не глядя отмахнулся от мух и продолжил спать. Кирилла это не устроило. Он зашёл в комнатку — до кровати там было всего два шага — и со всей дури дёрнул друга за ногу.
— Ай! — заорал, мгновенно просыпаясь, Паша, но было уже поздно: он заскользил по перине и полетел вниз. Калякин проворно отскочил обратно в зал, освобождая место для падения. Удар копчиком о доски вышел знатным, грохот от зацепленной тумбочки стоял такой, что фанерная перегородка затряслась. Ножки кровати взвизгнули по полу, Паша приложился затылком о металлический уголок рамы, на которую натягивалась сетка.
Это было чертовски смешно.
— Да ёб!.. — запричитал Паша, когда, балансируя руками и ногами, сел на задницу. — Калякин, ты нафига это сделал? Блять, ну…
Кирилл никак не мог прекратить смех, слёзы из глаз сыпались.
— Извини, братуха, я не знал, что так круто получится…
— Круто, блять, — рыкнул Паша, он тёр ушибленный затылок. — Себе так круто сделай, больной…
— Не, себе нельзя, — смех понемногу проходил. — Ты не обижайся, я же просил тебя не спать. Мне скучно, блять, делать нехуй. Ты говорил. Тут где-то речка есть, поплаваем?
Снаружи затарахтел мотоцикл. Кирилл словно собака Павлова метнулся к окну, но не увидел, и характерный ижаковский гул уже затихал. Блять, досадно, и Пашка как назло чего-то там копается, котелок чешет и не отвечает. Ладно, будет еще много времени до пидорка докопаться.
Калякин вернулся к чуланчику. Друган ещё сидел на полу, развалив яйца, и щупал затылок.
— Идём или нет? — подогнал Кирилл.
— У меня шишка будет, придурок, — сообщил Машнов.
— Да хер с ней, пройдёт. Пошли на речку, а то я сдохну. Я пиво охладил, тебе свою вторую банку отдам в возмещение.
Пашка оскалился: такую компенсацию он принимал.
11
На речку поехали на машине. Хоть она протекала в непосредственной близости от деревни, но Пашка, как истый знаток местных традиций, обычаев и достопримечательностей, сказал, что лучше место для купания чуть дальше вниз по течению.
— Там дно песчаное и глубоко, — со свойственными ему интонациями гида вещал Пашка. — Раньше там карьер был, песок добывали, поэтому и прозвали «добычка». Когда-то тут вдоль всего русла дома стояли, при помещике и после войны даже. А сама речка называется Орса.
Пашка жал на газ, «Тойота» летела по грунтовке в облаке пыли, подпрыгивала на ухабах, которые горе-водитель не успевал объезжать. Справа спела кукуруза, слева стояла луговая зелень, склоном уходившая вниз, к берегу. Речная гладь иногда поблескивала за окаймляющими её кустами и деревьями.
— Да мне всё равно, — зевнул Кирилл, со скукой рассматривая пейзажи. Его волновала только температура пива, катающегося по заднему сиденью. Кондиционер, конечно, справлялся.
— Равнодушие! — голосом вождя на броневике воскликнул Паша. — Равнодушие делает нас слабее и тупее! С познания родного края начинается всякая наука!
— Деньги можно и без науки делать.
Они переглянулись, подскакивая на очередной кочке, понимающе оскалились, вспоминая слегка поджарившуюся на солнце коноплю. Вдруг Кирилл увидел слева по борту, чуть впереди, знакомый красный мотоцикл с коляской…
— Останови вон там! — закричал он, тыча пальцем на «Юпитер».
— Мы туда и едем, — не понял сначала Паша, но потом заметил брошенный на лугу трехколёсный транспорт. — А, твой новый дружбан!
— Не дружбан он мне! Заткнись и притормози.
Через полминуты они поравнялись с мотоциклом, и Машнов выполнил просьбу, «Тойота», по пороги в густой траве, встала около мотоцикла. Мотоцикл был как мотоцикл, один-одинёшенек, хозяина не наблюдалось. Но ведь он где-то должен быть!
Кирилл, вытягивая шею, осмотрелся. Хотел даже вылезти из машины для лучшего обзора, но этого не потребовалось. Егор Рахманов обнаружился справа от них на склоне, стоял и настороженно ждал, что городская шпана сделает с его техникой. Он опирался на косу, и под ногами рядами стелилась скошенная трава, но, почуяв опасность, бросил работу. Из одежды на нём были только шорты, ну и резиновые сланцы. Тело, под стать лицу, пидору досталось красивое.
Кирилл ухмыльнулся, ему нравилось, что сельский задрот его боится. Нажав на кнопку, опустил стекло. Их взгляды скрестились. Парень прекрасно понимал, что если горожанам вздумается повредить его «ижак», помешать он ничем не сможет. Однако и прогибаться, просить, умолять не станет. Просто примет как испытание, ниспосланное свыше. Смирится.
Дурак.
— Эй, деньги за штаны приготовил? Я вечером приду.
Рядом заржал Пашка. А Рахманов не проронил ни звука, только пристально смотрел, не обращая внимания на треплющий смоляные космы ветерок. Ударить бы его.
Коса и топор
Молчаливое противостояние взглядов продолжалось ещё с полминуты. Калякин ухмылялся и подумывал выйти, прокатиться на чужом мотоцикле, подонимать пидора из вредности. Но исход дела решил Пашка, запустивший мотор и со своей кнопки поднявший стекло:
— Поехали. Нехер жару впускать. Потом намилуетесь, голубки…
— Блять! Да иди ты на хуй с подъёбками! — взревел Калякин, однако сразу остыл, показал большим пальцем назад, где оставался селянин. — Здорово я его, да? Видал, как испугался? Чуть в штаны не наложил.
— Боится - значит уважает, — изрёк Паша. — Мы уже приехали.
Грунтовка разветвлялась. Одна дорога шла дальше вдоль берега, вторая сворачивала, резко спускалась к реке. Пашка повернул руль вправо, машина накренилась капотом вниз, заковыляла по неровностям местности, алюминиевые банки на заднем сиденье стукнулись боками, две упали на коврик.
Дорога выводила на широкую пологую поляну с примятой травой и несколькими кострищами. Кое-где поблескивал в лучах солнца мусор — упаковки от чипсов, пластиковые и
