тогда спросил: «Но она едет в сторону гор или в сторону равнины?»
– В море есть только горизонт, Мадурер.
– Значит, корабль плывёт к горизонту, – сказал мальчик. Он продолжал пристально разглядывать судно: слегка накренившись влево, оно шло, распустив розовые паруса, и было уже далеко в море.
– Какой горизонт видит теперь Мадурер?
– Должно быть, такой же, какой видим мы, – сказал Сакумат. – Море очень велико. У него много горизонтов.
– А что увидит Мадурер за самым последним горизонтом?
– Последнего горизонта нет, – сказал Сакумат. – Земля круглая, и горизонт никогда не кончается.
– Значит, когда «Тигриса» не будет, – я хочу сказать, когда мы его не будем видеть, – значит, тогда он просто будет продолжать путь по другую сторону горизонта, пока не вернётся обратно! – совсем негромко воскликнул мальчик.
– Конечно. В один прекрасный день эта линия снова станет его горизонтом. – И кистью, на которой ещё не высохла синяя краска, Сакумат указал на нетронутую линию моря, продолжавшуюся в другой части комнаты.
Обрадованный, Мадурер сделал небольшое усилие и подвинулся на подушках, чтобы лучше видеть эту удалённую часть моря.
– Правильно! – сказал он, напрягая голос. – Когда он совершит полный круг, то снова появится с той стороны! И снова будет маленькой точкой. Ты помнишь?
Сакумат положил кисть и сел рядом с мальчиком.
– Да. Но тогда нам придётся запастись терпением. Ведь точка может оказаться и другим кораблём. Не один же «Тигрис» плавает по морям вокруг света.
Они немного посмеялись и продолжали разглядывать свободный край моря.
– Конечно, «Тигрис» не один, – сказал Мадурер, – но даже если точка будет другим кораблём, то рано или поздно «Тигрис» всё равно появится.
– Верно, – подтвердил Сакумат, – кто же его остановит, «Тигриса»?
Мальчик снова повернулся к той стене, где корабль, теперь уже совсем маленький, двигался к первому горизонту.
– Я бы хотел, чтобы это было поскорей, – сказал он. – Чтобы он поспешил и… чтобы скорей нашёл свои горизонты.
Сакумат посмотрел на него.
– Прекрасно ты сказал, Мадурер.
– А что я сказал?
– Что «Тигрис» идёт искать свои горизонты. Так мог бы сказать поэт.
– Так что же, значит, я поэт, Сакумат?
Мадурер засмеялся. Потом повернулся и с беспокойством посмотрел на друга.
– У тебя усталое лицо, Сакумат, – сказал он, посерьёзнев. – Ты очень бледный и ещё – немного худой.
– Неужели я действительно худой и бледный, Мадурер? Надо пойти посмотреть в зеркало… Или нет, лучше не смотреть. А то ещё испугаюсь.
– Да. Твоё отражение будет ждать тебя в зеркале – а ты возьмёшь и не придёшь! – воскликнул мальчик. Потом добавил, уже спокойно: – Может, ты устаёшь, потому что я ещё не могу помогать тебе?
– Не думаю, Мадурер, – сказал художник, – работать кистью не утомительно. И корабль плывёт так быстро, что вскоре понадобится каких-нибудь три мазка…
Мадурер снова обратил взгляд к гладкой поверхности моря справа от себя. Несколько минут он молчал, размышляя, и глубоко дышал. Потом закрыл глаза и на несколько мгновений погрузился в сон.
В тишине Сакумат провёл ладонями по лицу. Борода его была теперь длинной, и в ней мелькали частые белые нити, словно вьющиеся тропинки времени.
Мальчик приоткрыл глаза.
– А что если в другой части света, между одним и другим горизонтом, «Тигриса» потопят? – сказал он, нахмурившись, словно в эти мгновения ему привиделся дурной сон.
– Может статься, Мадурер, – медленно проговорил Сакумат, убирая от лица ладони. – Старик Крапулос, конечно, опытный капитан, команда тоже не промах, и корабль крепкий. Но всё может статься. А тебе как кажется?
– Нет, не потопят, но попытаются! – сказал Мадурер почти что с яростью.
– Кто попытается?
– Испанцы… и потом ещё греки.
– Все сразу? Да, бедный «Тигрис»…
– Не все сразу. Вначале испанцы – где-нибудь у берегов Ливии, а почти месяц спустя – греки.
– Но Крапулос ведь сам грек! Зачем же им на него охотиться? Или они тоже пираты?
– А ты не помнишь, что говорил юноша в книге «Зинеб и пираты», Сакумат? Он говорил: «Пират – всему свету враг».
– Нет, он не так говорил – «Пирату враг целый свет».
– Но это ведь почти одно и то же?
– Да, ты прав. И что произойдёт потом?
– С испанцами будет покончено в два счёта, они ведь, перед тем как напасть, напились пьяные.
– Слава Аллаху и его пророку. А греки?
– С греками будет потруднее. «Тигрис» попадёт под бортовой огонь.
– Кто-нибудь на корабле погибнет?
– Пуртик, боцман. Ему снесёт голову пушечным ядром.
– Что ж, ведь он был отщепенцем. Рано или поздно он так и так расстался бы со своей головой.
– Правда, если не ошибаюсь, у него осталась вдова на Родосе… но она уже двадцать три года как замужем за другим.
Мадурер слабо рассмеялся.
– А знаешь, кому «Тигрис» обязан победой? – спросил мальчик.
– Кому?
– Мадуреру.
– Каким образом? Ведь он всего лишь юнга.
– Но в разгар сражения понадобилось, чтобы кто-то залез на рею подтянуть парус, а под таким бешеным огнём, никто, кроме него, на это не способен. Семеро из команды попробовали и посыпались вниз, как мухи. Кто разбился о мостик, кто оказался в море.
– Бедняги! И тогда полез Мадурер?
– Да, он карабкается вверх, как кошка.
– Да, но разве греки больше не стреляют? Или, может, они тоже напились своего греческого вина?
– Нет, они стреляют и целятся хорошо, но Мадурер не дурак. Он лезет под прикрытием мачты и так быстро, что никто не успевает прицелиться. К тому же море штормит, и всё находится в движении.
– Хорошо, значит, ему удастся подтянуть парус.
– Тогда «Тигрис» делает нужный манёвр и протаранивает корабль греков. Погибают почти все – там ведь всё кишит акулами. Только троим удаётся спастись, и они становятся пиратами.
– Да, бедный Крапулос! Ещё три лишних рта.
– Два лишних рта, Сакумат. Пуртик лишился головы, значит, его рот уже не в счёт.
– А как же те, что пытались залезть на мачту? Те, которые разбились о палубу, и те, что упали в море?
– Ах да! Тех погибших было двое. Один достался акулам, а другой разбился. Из семерых – двое погибли. Выходит, вообще ни одного лишнего рта!
– А кто это были?
– Почти никто. Даже как их звали – и то не скажешь. Чтобы вспомнить их имена, надо перечислить сначала имена всех остальных.