под током.
Я ухмыльнулся, не скрывая своей радости.
— Совесть замучила ублюдка? Так ему и надо!
Рапортфюрер пристально смотрел на меня, пытаясь считать каждую эмоцию, но я выдавал лишь искреннюю радость и не более.
— С завтрашнего дня его должность и задачи перенимаешь ты, Шведофф! Таково мое решение. Жить будешь в особой зоне на освободившемся месте, — решил фон Рейсс. — Начнешь обучение… а дальше… видно будет, посмотрим, как себя проявишь.
Вот, значит, как… теперь я — капо. Смогу ли сыграть эту роль так, чтобы мне поверили? Ведь меня явно будут проверять, и много раз. Заставлять делать то, что сделать я попросту не сумею. И когда откажусь — конец? Но Зотов отдал четкий приказ — внедриться любыми методами. Дьявол… как же тоскливо на душе…
Вскакивать на ноги я не стал, ограничился лишь короткой фразой:
— Буду стараться, господин офицер. Я хочу жить, и сделаю все, чтобы это мое желание осуществилось.
— Свободен, тебя отведут к бараку. Собери личные вещи, и через четверть часа тебя проводят до твоего нового жилища. Одежду и прочее получишь утром. И запомни, Шведофф, одна ошибка — и ты мертвец!
Как же мне все это дико не нравилось. Я бы предпочел остаться там, где был, и умереть, если нужно, рядом с остальными пленными. А приходилось вновь играть в театре роль, которую я не выбирал.
Конвойные провели меня сквозь ворота и остались ждать снаружи у барака.
Внутри уже все спали, и только Зотов ждал моего возвращения. Он караулил у двери, и едва я вошел внутрь, тут же бросился навстречу.
— Как прошло? — поинтересовался Георгий.
— Плохо, — честно ответил я. — Я переезжаю в другой барак.
— Завербовали?
— Да, и я согласился.
— Так нужно, Василий. Там ты принесешь больше пользы делу, поверь.
Мне нравилось, что Зотов ни на мгновение во мне не усомнился. Ведь я мог продаться немцам, а не просто отыгрывать роль. Но он был уверен во мне на сто процентов, хорошо меня изучив за проведенное вместе время.
— Боюсь, не справлюсь, — честно признался я. — Не смогу я бить людей, как Осипов и прочие скоты. Даже для дела, на своих рука не поднимется…
— Придется, Василий. Таков приказ! Пока ты был на допросе, я переговорил с генералом. Он решил тебе полностью довериться, так что не подведи!..
— Да я…
— Молчи и слушай, — прервал меня Зотов, — тот завод, где мы были сегодня, производит не только авиадвигатели и самолетные крылья. Еще там в секретном корпусе делают новое немецкое «оружие возмездия» — баллистические ракеты «Фау-2». Это, брат, жуткая вещь… инженер отснял на микропленку чертежи, документацию и даже процесс производства. А пленку эту…
— Он передал тебе, — догадался я.
— И сейчас я отдаю ее в твои руки, — Зотов вложил мне в ладонь небольшой пластмассовый чехол цилиндрической формы. — Запомни, любыми средствами ее надо вручить связному в Берлине, Фридрихштрассе семь. Фрау Марта Мюллер. Повтори!
Я повторил.
— И еще… если тебе придется ради выполнения этой цели убить кого-то, пусть даже меня — убей. Но задание должно быть выполнено!..
Глава 6
Вот удружил, так удружил мне товарищ Зотов, надо признать. Пойди туда — не знаю куда, да сделай то — не знаю что.
Почему, интересно, генерал не приказал инженеру самому передать микропленку по указанному адресу? Ведь ему, свободному человеку, явно проще было это сделать, чем мне. За ним слежка? Или Марков попросту не доверял агенту и не желал раскрыть тому своего связного? А мне, получается, доверил, хотя знал меня без году неделя. Странно все это…
Два охранника повели меня в сторону больничных бараков, мимо морга, к боковым воротам. Часовой на вышке лениво наблюдал за нами, не задавая никаких вопросов. Охранники на воротах обменялись с моими провожающими короткими репликами, после чего беспрепятственно пропустили нас дальше.
Теперь я воочию увидел и склады, и так называемый «индустриальный двор», где проходили некоторые виды работ, и два строения, к нему относящиеся, и еще какие-то невысокие промышленные помещения, назначения которых я не знал.
Обустроено все тут все было с уютом, повсюду росли пихты и березки.
А потом справа я увидел одноэтажное вытянутой строение из кирпича с несколькими высокими трубами сверху и сбился с шага. Крематорий.
Даже сейчас, в позднее время, там что-то происходило. У самого входа стоял уже знакомый мне автофургон «Магирус», рядом с которым лениво покуривал водитель и два эсесовца. Из труб шел дым. Значит, крематорий работал. И в этот самый момент внутри творилось зло.
Меня чуть подтолкнули в спину, и один из сопровождающих зло бросил:
— Пошевеливайся, дерьмо! Не час же нам с тобой возиться…
Когда мы уже почти миновали здание крематория, я услышал несколько приглушенных стенами выстрелов. Потом еще и еще, и снова.
Твари! Там убивали людей, и я ничего не мог с этим поделать. Разве что кинуться на часовых? Повалить их в снег, отобрать автомат, застрелить сначала их, затем водителя и эсесовцев рядом с ним, а потом всех, кто попадется на моем пути. И стрелять, пока не закончатся патроны или пока не убьют меня самого.
Ненависть настолько захватила мое сознание, что я почти было решился. Смерти нет — я это точно знал!
И только мысль о микропленке, надежно упрятанной на груди, остановила меня от необдуманных действий.
Эх, товарищ Зотов, если бы не твое поручение…
В бараке меня встретили без лишнего любопытства и вопросов, да и провожающий солдат коротко объяснил одному из обитателей барака, кто я и в качестве кого буду тут жить, и тут же ушел, скривившись от неприязни. Немцы презирали капо не меньше, а то и больше, чем остальных заключенных. Предателей не любит никто.
Я остановился у входа и осмотрелся по сторонам.
Барак, в котором жили капо, был расположен за внутренней стеной и отличался от обычного барака, как отличается пятизвездочный отель от ночлежки для бедных. Конечно, мраморных полов и люстры в тысячу свечей тут не имелось, но нары были двухэтажные, и у каждого имелось чистое постельное белье. У некоторых, особо привилегированных, стояли отдельные кровати. На столе горели масляные светильники, давая достаточно света вокруг. И еда, которую никто жадно не хватал и не прятал. Еды было много: несколько открытых банок с тушенкой, пара буханок хлеба, большая кастрюля с
