— что было плюсом. Но страх потерять единственные запасы и оружие был сильным.
Наконец, он достиг противоположного берега. Измученный, замерзший, дрожащий. Его губы приобрели синюшный оттенок. Он рухнул на пологий, поросший травой склон, переводя дыхание, кашляя и отплевываясь водой, случайно хлебнутой во время перехода. Вода стекала с его одежды и волос, образуя у его тела небольшую лужу.
Он вытянул веревку с мешком, развязал узел на шее. Мешок был мокрым снаружи, но, кажется, содержимое не сильно промокло — дедовский навык работы с кожей и просмолкой ткани дал о себе знать. Быстро извлек сверток с клинками — сухо. Оружие — сухо. Проверил сухари — они чуть отсырели, но еще пригодны в пищу.
Переход через озеро был опасен, но, возможно, он дал ему еще немного времени. Собаки точно не смогут пересечь его без помощи людей, а если преследователи будут обходить озеро, то потеряют значительное время.
Он снова прислушался. Пока тихо. Только звуки леса. У него была короткая передышка. Ночь близка. И с ее приходом он должен был найти безопасное убежище. Место, где он мог бы хотя бы немного обсохнуть, восстановить силы. Место, куда бы не смогли добраться ни люди, ни собаки. В его воспоминаниях дед упоминал о небольшом охотничьем зимовье, глубоко в этом лесу, где они пару раз останавливались. Это была не полноценная хижина, а скорее схрон с очагом и запасом сухих дров, рассчитанный на долгие охотничьи походы. Дед говорил, что о нем знали лишь самые старые охотники, а большинство уже и забыли. Найти его будет трудно, но, возможно, это был единственный шанс.
Поднявшись на дрожащие ноги, Алексей двинулся дальше, углубляясь в лес на север, от берега озера. Он был измотан до предела, но теперь к боли и холоду примешивалось и решимость. Он выстоял. Он не сломался. И он продолжал двигаться вперед. К неведомому будущему, которое ему еще предстояло построить, используя свои невероятные знания, свои инстинкты выживания и унаследованную силу, которая, возможно, скоро пригодится ему совсем не так, как он думал. Солнце опускалось всё ниже, и лес вокруг него снова начинал погружаться в сумерки, обещая новую, холодную и полную опасностей ночь в этих диких землях.
Шёл пятый день бегства. Пятый день продирания сквозь чащу, болота, каменистые россыпи. Пятый день под промозглым осенним небом, с ветром, несущим первые отголоски скорой зимы. Озеро осталось позади, подарив ему иллюзию временной безопасности от собачьей погони, но путь вперед становился не легче, а лишь суровее. Чем дальше на север он углублялся, тем диче становилась местность, тем реже встречались следы человека. Лес стоял могучей, древней стеной, безмолвной и равнодушной. Деревья были выше, подлесок гуще, ручьи быстрее и холоднее. Двигаться стало еще сложнее, требуя максимума концентрации и физических сил, которых с каждым днем становилось все меньше.
Его запасы были на исходе. Сухари отсырели окончательно и покрылись легким слоем плесени, но он все равно ел их, перебарывая отвращение. Вяленое мясо подходило к концу. За последние два дня он сумел добыть лишь пару мелких лесных птиц, которых съел сырыми, без костра, боясь дыма, который мог привлечь внимание. Желудок постоянно ныл, напоминая о себе сосущим, ноющим чувством голода. Холод, казалось, пропитал его до самых костей, став привычным состоянием. Одежда высохла частично, но так и не согревала.
Преследователей он больше не видел и не слышал. Ни лая собак, ни криков людей, ни фырканья лошадей. Возможно, они отстали. Возможно, потеряли его след навсегда. Возможно, решили, что искать дальше в такой глуши бесполезно, и он сам либо умрет от голода и холода, либо заблудится и погибнет. А может быть… может быть, они все еще где-то рядом, двигаясь медленно, методично прочесывая местность, выжидая. Он не мог быть уверен. Эта неопределенность висела над ним постоянной, гнетущей угрозой.
Последнюю ночь он провел, скрючившись под поваленным деревом, завернувшись в остатки своего шерстяного шарфа, пытаясь заснуть сквозь стук зубов от холода и чувство опасности. Полудрема была беспокойной, полной обрывков воспоминаний о тепле и комфорте прошлой жизни, контрастирующих с нынешней, жестокой реальностью. Он видел яркие, четкие картинки: уютную комнату с монитором, чашку горячего чая, мягкое кресло. А потом резко возвращался сюда, в холод и сырость, под угрозу быть обнаруженным и убитым. Это было тяжелее, чем голод или холод — осознание того, что он потерял. И ради чего рискует своей жизнью.
Шестой день наступал с привычной серой пеленой облаков. Подняться было тяжело. Мышцы болели так, будто его били. Голова слегка кружилась от слабости и недосыпа. Но сидеть на месте означало медленную смерть. Он должен был идти. Должен был найти то зимовье. Это был его последний реальный шанс.
Он знал, что идти нужно строго на север, в глубь диких земель. Приблизительное расположение зимовья хранилось где-то в уголках его сознания, подкрепленное редкими, не очень детальными воспоминаниями деда. «Где-то за двумя ручьями и старым поваленным кедром, что похож на великана, сидящего на коленях», — так говорил старик. Ориентир, конечно, был крайне расплывчатым, но другого не было.
Двигаться по этой дикой, пересеченной местности было мучением. Бурелом, скользкие камни, ямы, скрытые под листвой — каждый шаг давался с трудом. Рука, прижимавшая к поясу единственный оставшийся вяленый кусок мяса, слегка дрожала от слабости. Охотничий нож, привычно лежащий в ножнах, казался тяжелым.
Где-то к полудню он почувствовал, что теряет силы окончательно. Головокружение усилилось, перед глазами поплыло. Он понял — еще немного, и он просто рухнет посреди леса и уже не сможет подняться. Нужно было сделать передышку. Но не просто привал. Нужно было съесть хоть что-то, дать организму хоть каплю энергии.
Осторожно, шатаясь от слабости, он подошел к невысокому, замшелому валуну, окруженному густой порослью кустарника. Здесь, укрытый от посторонних глаз, он мог остановиться на несколько минут. С трудом достал из мешка маленький кусок вяленого мяса. Поднес его к губам. Запах был едва уловимым. Он медленно откусил крошечный кусочек, тщательно пережевал его. Это была вся его еда до сегодняшнего вечера, если ему не улыбнется удача.
Прислонившись спиной к холодному камню, он закрыл глаза. Мысли текли нестройным потоком. Воспоминания о прошлой жизни снова всплыли, но уже не с ностальгической тоской, а с каким-то холодным, отстраненным ощущением. Будто это была жизнь другого человека, увиденная со стороны. Здесь, в этом лесу, в этой реальности, у него не было имени Алексей из России, не было уютного дома, не было будущего, наполненного привычными заботами и планами. Был
