рисковать.
– Мы не можем сейчас никуда ехать. У Сары тяжелая беременность.
Поэтому Авраам на время остался дома. Затем ему пришлось бросить свой бизнес. Он был обязан поставлять товары и продукты армейским частям, базировавшимся в Люблине, и он едва мог содержать свою семью. Но он был сильным и оптимистичным человеком и был уверен, что благодаря своим хорошим связям он переживет эти тяжелые времена. Кроме того, в большом железном сундуке, который он недавно закопал во дворе, он хранил золотые монеты, драгоценности, серебряные предметы и другие ценности.
– Наш страховой план на черный день, – говорил Авраам Шурке, которая смеялась, когда видела, как он закапывает очередную монету в свою сокровищницу. – Такие дни, кто знает, что может случиться! – Он погладил грудь и продолжил: – Мы должны быть готовы. Те, кто хочет жить, должны готовиться к худшему.
Шурка пожала плечами. Это беспокойство было ей знакомо. Евреи всегда беспокоились: они всегда подозревали, что надвигается буря, даже когда светило солнце. Ей и в голову не приходило, что благодаря жемчужным серьгам, которые родители подарили ей на помолвку, золотым браслетам, доставшимся ей по наследству от матери, столовому серебру и подсвечникам, полученным от родителей Авраама, они смогут жить дальше.
Ситуация в их деревне и в близлежащих деревнях неуклонно ухудшалась. Теперь Авраам вернулся из своих деловых поездок в Острув-Любельски и Парчев и привез еще больше плохих новостей.
Он рассказал им о городах, которые были заняты, о разграбленных еврейских домах, о конфискациях и изгнаниях. По радио Парица Гитлер заявил, что евреи – презренная и низшая раса, беда, с которой нужно покончить как можно скорее. Это – сыновья смерти, которых нужно уничтожить.
– Охотники рассказали мне, что в лесу, недалеко от города Цеханув, немцы собрали и расстреляли евреев.
И то же самое происходило за пределами этого города и в других городах. Мало-помалу становилось ясно, что они сидят на вулкане, в любую минуту готовом к извержению.
– Я не собираюсь бездействовать, – успокоил Парица Авраам. – После родов мы обязательно примем меры.
Шурка жаловалась, что стало трудно достать еду, что овощные лавки опустели, что фермеры подняли цены и что люди напуганы.
– Способ борьбы со слухами – игнорировать их, – сказал Авраам, но Шурка настаивала:
– Ты не понимаешь.
– Ситуация временная, – успокаивал Авраам свою встревоженную жену. – Война – небольшое неудобство, каких-то несколько месяцев… и все вернется на круги своя. Польша уже переживала такие дни. Зачем беспокоиться, мамэле[4]? Наша судьба связана с судьбой наших соседей, поляков. – Он с любовью погладил живот Шурки.
Затем слухи стали все более упрямыми, горькими и ужасающими.
Говорили, что Варшава контролируется гестапо, особой армией, созданной Гитлером. Говорили, что они выгоняют евреев из домов, что поляки сдают своих еврейских соседей и грабят их дома, что в гетто не хватает еды и люди умирают от голода, вспыхивают болезни и что ситуация только ухудшается.
– Авраам, что будет, если они придут сюда? Они переселят нас в гетто? – забеспокоилась Шурка.
Авраам попытался ее успокоить. Ведь ребенок должен был родиться совсем скоро, а звуки войны еще не долетали до них. Но Шурка боялась. Сердце у нее было не на месте.
– Что будет, если они придут сюда? – спрашивала она.
– А зачем им сюда приходить? – сказал Авраам. – Мы – маленькая деревня где-то в Польше, мы никого не интересуем.
Однажды, вернувшись из своей поездки, Авраам рассказал всем, что в Парчеве немцы конфисковали большую ратушу и устроили там штаб.
Евреи говорили, что по ночам они слышали стук тяжелых кожаных сапог по дорогам и грохот моторов автомобилей и мотоциклов, быстро проносящихся через деревни, но они все еще надеялись, что война и оккупация были лишь временными. Авраам не сказал жене, что его сундук с деньгами становится все тяжелее, что он копит каждый цент и готовится к худшему. Он не хотел беспокоить ее: близились роды. Но он прекрасно понимал, что их время уходит.
7
Это были трудные времена.
Для всех.
Немцы опустошали завоеванную страну, конфисковывали имущество в пользу армии и начали зачищать территории на западе страны в рамках плана переселения.
Судьба евреев в районе Люблина ничем не отличалась от судьбы их братьев по всей Польше. Их кровь ничего не стоила. Евреи были обязаны носить желтый значок, мужчин в возрасте от четырнадцати до шестидесяти пяти лет отправляли на принудительные работы – в военные лагеря, на мощение дорог, на переноску тяжестей, – во время которых их унижали, избивали, а иногда и убивали. Некоторые из них так и не вернулись, и их судьба осталась неизвестной.
Евреев расстреливали на улице без вопросов, бороды мужчин брили публично, их избивали или заставляли убирать улицы и выполнять любую отвратительную работу. Евреи были обязаны маркировать свои магазины и регистрировать свою собственность.
Евреям было запрещено иметь радио, а с вечера до рассвета был введен комендантский час. Они были лишены всех прав, бизнес конфискован. И чтобы не было путаницы, немцы заявили, что Нюрнбергские законы распространяются и на евреев Польши. Поляки в большинстве своем сотрудничали со злыми силами: они выдавали евреев немцам и завладевали их имуществом. Но худшее было впереди.
Наступала зима 1940 года, и уже было трудно достать свежие яйца и дрова. Шурка ходила по соседским домам, пытаясь обменять яйца на муку, чтобы испечь хлеб для семьи.
– Что с нами будет? Муки и масла уже не достать, а молоко фермеры продают по бешеным ценам – как мы прокормим двоих детей? – спрашивала в отчаянии Шурка.
– Не волнуйся, ты позаботишься об Ирене, а когда придет время, и о ребенке, который должен родиться. Позволь мне управлять войной. – Авраам поспешил успокоить жену и даже виду не показал, что каждую ночь ворочается с боку на бок и не может уснуть.
Шурка с надеждой посмотрела на него.
– Все будет хорошо, – продолжал Авраам. – У нас есть друзья, у нас есть деньги, у нас есть имущество. Позволь мне самому обо всем беспокоиться, а ты расслабься, моя дорогая.
– Но как?
– Доверься мне.
– Говорят, что на главной дороге в Острув-Любельски с повозки сняли несколько маленьких детей. Им отрезали пейсы и избили их отца.
– Хватит слухов, нужно знать и понимать чуть больше. Мы нужны немцам; они сами сказали, немецкие экономические интересы прежде всего.
– И ты им веришь?
– Они не тронут торговцев, чья работа – снабжать армию. Мы в безопасности. А твои родители! Что немцы будут
