вообще.
И только в одиннадцать утра в посольстве СССР получили письмо на имя Громыко (который вообще-то был в Сан-Франциско), написанное адмиралом Леги и подписанное президентом: «Прошу сообщить маршалу Сталину, что его послание мне было получено в Белом доме в час ночи сегодня. Однако, когда послание поступило ко мне, приготовления продвинулись вперед настолько, что оказалось невозможным рассмотреть вопрос об отсрочке объявления мною о капитуляции Германии».
Это послание Трумэна будет получено в Москве только в 10 вечера по московскому времени, то есть через шесть часов после того, как и Черчилль, и Трумэн уже сделали заявления по радио о долгожданной Победе. Вместо запланированного одновременного заявления трех лидеров последовали заявления руководителей Великобритании и США, которые информировали об этом Сталина постфактум. Проигнорировав просьбу главы страны, внесшей основной вклад в разгром нацизма.
Правда, президент США отправил Сталину в тот день послание, в котором были следующие слова: «Вы продемонстрировали способность свободолюбивого и в высшей степени храброго народа сокрушить злые силы варварства, как бы мощны они ни были. По случаю нашей общей победы мы приветствуем народ и армии Советского Союза и их превосходное руководство».
Америка уже широко праздновала. «И началось, – вспоминал Громыко. – День Победы запомнился мне бесконечным потоком поздравлений. Они нахлынули со всех сторон. Звонили самые разные люди, знакомые и незнакомые, в том числе Юджин Орманди, Чарли Чаплин, дипломаты, государственные деятели, представители различных американских общественных организаций и, конечно, часто бывавшие в советском посольстве эмигранты из нашей страны, у которых не завяла патриотическая душа.
Через некоторое время позвонила Лидия Дмитриевна (жена Андрея Андреевича Громыко. – В.Н.~) (она в то время находилась в Вашингтоне) и прерывающимся от волнения голосом сообщила:
– К нам в посольство без конца идут люди, у ворот выстроилась огромная очередь. Все радуются и поздравляют. Тысячи людей ждут, что ты выйдешь и скажешь им речь. Мы объясняем, что посла нет, он в Сан-Франциско, а они все равно стоят, говорят: “Пусть русские выходят, мы их будем поздравлять. Эта победа – наша общая радость”».
Вечером выступил по общенациональному радио с победной речью Эйзенхауэр:
– Мне выпало редкое счастье обращаться к победоносной армии, насчитывающей почти пять миллионов бойцов. Вместе с женщинами, столь искусно работавшими в составе вспомогательных служб, они составляли союзные экспедиционные силы, освободившие Западную Европу. Они уничтожили или взяли в плен вражеские армии, совместная сила которых превышала их собственную, и триумфально прошли сотни миль, отделяющие Шербур от Любека, Лейпцига и Мюнхена…
Эти поразительные успехи достались нам не без горя и страданий. Только на этом театре военных действий 80 000 американцев и сравнимое число их союзников отдали свои жизни, чтобы мы могли жить в солнечном сиянии свободы… Но по меньшей мере эта часть работы завершена. С этого театра военных действий в Соединенные Штаты больше не полетят скорбные списки смертей и потерь, принесшие столько горя американским семьям. Гром сражений в Европе затих.
Вновь только о себе любимых.
А в Сан-Франциско глава советской делегации на учредительной конференции ООН, зампред Совнаркома и ГКО, нарком иностранных дел Молотов устроил прием для делегатов конференции и прессы. Поскольку в СССР о Дне Победы еще не было официально объявлено, прием был назначен якобы в честь глав украинской и белорусской делегаций Дмитрия Захаровича Мануильского и Кузьмы Венедиктовича Киселева, впервые в тот день появившихся в зале заседаний. Но все равно, поздравить с Победой пришли все главы делегаций и министры иностранных дел стран-участниц. В сообщении ТАСС об этом событии советские граждане прочли: «На приеме присутствовали сотни делегатов, в том числе Стеттиниус, Иден, А. Кларк Керр, премьер Южно-Африканского Союза Смэтс, делегаты Югославии Шубашич, Жупович, Симич, представитель Чехословакии Масарик, представитель Канады Кинг, представитель Новой Зеландии Фрэзер» и так далее: большой список глав правительств, министров, должностных лиц. «Прием происходил в атмосфере сердечной дружбы по отношению к Советскому Союзу».
Киселев в воспоминаниях насчитает на том приеме семьсот человек и добавит: «На приеме были произнесены тосты в честь победы над гитлеровской Германией, в честь содружества Объединенных Наций и другие. Все члены белорусской делегации, в том числе и я, сильно волновались, идя на первый дипломатический прием. Наши более опытные товарищи успокаивали нас, давали ценные советы».
Молотов предложил почтить павших минутой молчания. Он чувствовал, что далеко не все разделяли тогда победные чувства. «8 мая они меня поздравили. Но праздник у них небольшой был. Как полагается, минута молчания. Но не чувствовалось… Не то что их не касается, но они настороже в отношении нас, а мы в их отношении еще более…»
Многочисленные представители прессы рвали Молотова на части и предлагали выступить с официальным заявлением в связи с Победой. Но он ждал заявления Сталина.
В тот день Молотов сделал еще одну важную вещь. Поздравил с 16-летием свою дочь Светлану. Мою маму.
О том, как был подписан Акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил, расскажут непосредственные участники этого поистине исторического события. Прежде всего маршал Советского Союза, заместитель наркома обороны Георгий Константинович Жуков: «Рано утром 8 мая в Берлин прилетел А.Я. Вышинский. Он привез всю нужную документацию по капитуляции Германии и сообщил состав представителей от Верховного командования союзных войск.
С утра 8 мая начали прибывать в Берлин журналисты, корреспонденты всех крупнейших газет и журналов мира, фоторепортеры…
В середине дня на аэродром Темпельхоф прибыли представители Верховного командования союзных войск… маршал авиации Великобритании Артур В. Теддер, командующий стратегическими воздушными силами США генерал Карл Спаатс и главнокомандующий французской армией генерал Ж. Латр де Тассиньи… С аэродрома союзники прибыли в Карлсхорст, где было решено принять от немецкого командования безоговорочную капитуляцию.
На тот же аэродром из города Фленсбурга прибыли под охраной английских офицеров генерал-фельдмаршал Кейтель, адмирал флота фон Фридебург и генерал-полковник авиации Штумпф, имевшие полномочия от Дёница подписать акт безоговорочной капитуляции Германии».
О своем путешествии в Берлин генерал-фельдмаршал Кейтель напишет в камере смертников в Нюрнберге: «8 мая после возвращения Йодля 7 мая из ставки генерала Эйзенхауэра в Реймсе я по поручению гроссадмирала… на английском транспортном самолете вылетел в Берлин… Мы сначала полетели в Штендаль. Там была сформирована эскадрилья пассажирских самолетов под командой маршала авиации – полномочного представителя генерала Эйзенхауэра. После своего рода круга почета она приземлилась (мой самолет сел последним) на аэродром Темпельхоф. Английская и американская делегации были встречены почетным караулом русских, гремел военный оркестр. Мы смогли издали, с места нашей посадки, наблюдать за этой церемонией. К нам был прикомандирован русский офицер; мне сказали, что он обер-квартирмейстер генерала Жукова.
