Ренато.
— Я думал, — говорит он Дельфине сквозь слезы, — что вы больше не обладаете никакой властью над жизнью синьора барона! Увы, моя карьера окончена!
— Ну, ну, — утешает его Дельфина, — не расстраивайтесь, вы же так молоды, у вас впереди еще вся жизнь…
— Скажите мне хотя бы, в чем я допустил ошибку?
— В том, — терпеливо, как ребенку, объясняет ему Дельфина, — что вы создали теорию, но не позаботились проверить ее на опыте.
— Но ведь синьор барон действительно прекрасно чувствовал себя и в то время, когда никто не произносил его имя!
— Вполне возможно, что еще сказывался эффект похорон, когда столько людей бесплатно произносило его имя. Во всяком случае, я решила проверить. И, кроме того, мне захотелось узнать, что получится, если в этом эксперименте изменить скорость. Теперь вам все ясно?
— Конечно, — вздыхает Ренато, — у вас просто научный склад ума. Не хотите ли вы выйти за меня замуж?
— Нет, разумеется.
— Почему?
— Потому что нет.
— А, понимаю…
Но вот возвращается мажордом Ансельмо. Он ведет за руку синьора Ламберто. Это растерянный, смущенный ребенок, который останавливается, не зная что делать, и смотрит на окружающих так, словно никогда их не видел. При виде Дельфины, однако, робкая улыбка появляется у него на лице.
— Дельфина, — говорит он, — будь моей мамой!
— Только этого не хватало! — восклицает Дельфина. — Сначала он хотел жениться на мне, а теперь хочет, чтобы я стала его матерью. Видно, ему все время надо цепляться за меня, чтобы держаться на ногах.
Ламберто, похоже, вот-вот расплачется. Но тут генеральный директор сингапурского банка, успевший уже посовещаться со своими коллегами, берет слово и заявляет:
— Синьор барон… Вернее… Гм… Гм… Синьорино… Положение, на наш взгляд, в корне изменилось. Вы уже не в том возрасте, чтобы быть президентом двадцати четырех банков в Италии, Швейцарии, Гонконге, Сингапуре и других городах… Нужно назначить вам опекуна, потому что вы несовершеннолетний. Мы позаботимся об этом на ближайшем совещании генеральных директоров… А пока нам пришла неплохая идея… Ваш юный и привлекательный облик… Нам кажется, вы словно созданы для того, чтобы волновать публику. Надо снять рекламный фильм для телевидения, в котором будет фигурировать сейф банка Ламберто и вы… Сейчас придумаем… Вы будете забираться в сейф и, улыбаясь, говорить: «Там внутри я чувствую себя так же спокойно и уверенно, как в моей колыбельке!» Вы согласны?
Ламберто смотрит на Ансельмо, на Дельфину, ожидая от них совета. Но Дельфина молчит. Он сам должен принять решение. Он сжимает кулаки и стискивает зубы… Некоторое время раздумывает, затем встает и твердо заявляет:
— И не подумаю! Моим опекуном будет Ансельмо. Он привык слушаться меня. А не кто-нибудь из вас, старые банковские совы! А я… Я буду учиться…
Его лицо освещается улыбкой. Наконец-то Ламберто улыбается весело и открыто. Он даже начинает прыгать по комнате.
— Я хочу стать циркачом! — восклицает он. — Это всегда было моей мечтой! И теперь у меня впереди целая жизнь, чтобы осуществить ее!
— Вот умница! — растроганно восклицает синьора Дзанци.
— Это нелепо, это невозможно и просто неприлично! — заявляет директор сингапурского банка.
— Это вы сами нелепы, неприличны и просто противны! — отвечает ему Ламберто.
— Молодец! — кричит синьора Мерло.
Директора банков говорят все сразу. Дельфина и ее товарищи тоже говорят все сразу. И Ансельмо тоже что-то говорит, пока Ламберто танцует, кричит и показывает синьору из Сингапура язык.
— Я стану акробатом, буду летать на трапеции, жонглировать, ходить по канату, укрощать львов, придумывать клоунады, играть на трубе и барабане, буду дрессировать моржей, слонов, собак, блох, двугорбых верблюдов…
Он будет!.. Он будет!.. Что он будет делать? Это никому не известно. Но зато Дельфина теперь очень довольна подарком, который преподнесла ему.
Как раз в этот момент синьор Джакомини, который просто так, чтобы не терять времени понапрасну, забросил удочку из окна, вытаскивает рыбу с килограмм весом.
— Кто сказал, — возбужденно восклицает он, — что это мертвое озеро! Ансельмо, готовь сковородку, будем жарить. А кто вздумает ругать озеро Орта, будет иметь дело со мной!
13. Эпилог
Сказки обычно начинаются с того, что какой-нибудь молодой человек или девушка после множества разных приключений становятся принцем или принцессой, женятся и устраивают пышную свадьбу. Эта же сказка началась с того, что девяносточетырехлетний старик после разных приключений становится тринадцатилетним мальчиком. Не обидит ли это читателя? Не думаю, потому что это можно убедительно объяснить.
Озеро Орта, на котором находится остров Сан-Джулио, где жил барон Ламберто, не похож на другие пьемонтские и ломбардские озера. У него, как говорится, своя голова на плечах. Оригинал, который вместо того чтобы слать свои воды на юг, как это послушно делают Лаго Маджоре, Комо и Гарда, отправляет их на север, словно хочет подарить их Монте Розе, а не Адриатическому морю.
Если вы приедете в Оменью и встанете на главной площади, то увидите, что река, вытекающая из озера, направляется прямо в сторону Альп. Это не бог весть какая большая река, но и не речушка. Она называется Ниголья.
Жители Оменьи очень гордятся этой своей непокорной рекой, даже стишок придумали:
В гору течет Ниголья-река —
Ей не писан закон, но послушны века.
Мне кажется, тут есть свой хороший смысл. Действительно, всегда надо думать своей головой. Разумеется, в конце концов море все равно получит то, что ему положено, потому что Ниголья после небольшой пробежки на север впадает в Строну, Строна несет свои воды в Точе, та в свою очередь — в Лаго Маджоре, отсюда в Тичино, затем в По и, наконец, в Адриатическое море. Так что порядок восстановлен. Но озеро Орта все равно довольно тем, что сделало.
Достаточно этого в качестве объяснения сказки, которая повинуется только своим собственным законам? Будем надеяться, что да.
Ну а теперь остается только добавить, что двадцать четыре генеральных директора банков Ламберто, разъехавшись по домам, поспешили нанять на работу людей обоего пола и стали платить им за то, чтобы они по очереди днем и ночью беспрестанно повторяли их уважаемые имена. Они надеялись вылечиться таким образом от своих болезней и заставить время идти вспять. Напрасно. У кого был ревматизм, так
