помнишь это место?) было открытие строительства гидроэлектростанции. Может быть, через год-два у нас будет много света. Собираются строить в городе несколько крупных заводов. Если все это осуществиться, наш тихий маленький городок потеряет свою прелесть. Несколько дней у нас уже совсем, совсем весна».
Письма из Майкопа по-прежнему летят чаще, чем из Ленинграда на юг. «18.04.1944. Желаю скорейшего окончания войны и встречи с родными! Я теперь совсем уже взрослый человек: мне уже 16 лет. Как много! Сейчас уже начались полевые работы. Времени совершенно не хватает. Сегодня после уроков весь наш класс пикирует в кино. В жизни кино произошло очень редкое событие: сменилась картина. Город оживился. Везде на улице можно услышать: «Ты видела «Жди меня»?», «Когда ты идешь на «Жди меня»? Но оживление скоро пройдет, и Майкоп заснет до … новой смены картины. На первомайскую демонстрацию нам приказано выйти в темных юбках и белых кофтах (сейчас мы еще ходим в ватных пальто)».
Три года, как идет война. «Мама за эти три года совершенно изменилась, – пишет Майя в июне 1944-го. – Она чувствует себя все время плохо. Вчера на огороде она почувствовала себя очень нехорошо, до вечера пролежала там, а вечером нас подвезли до города».
Романтическая душа Майи не может не замечать преображения в природе. Ей близки растения, цветы, река Белая, рассвет и закат солнца, ночное небо. «Сейчас у нас стоят замечательные ночи. Про дни этого сказать нельзя, потому что они слишком жаркие, но ночи!.. Тишина, все залито серебристым сиянием луны. От всего: от домов, от темных силуэтов деревьев, из каждого уголка веет каким-то глубоким, ни чем не нарушаемым покоем. Высоко в необъятном темном небе мерцают звезды. В воздухе носится неуловимый аромат ночных цветов».
К июлю 1944 года жизнь в освобожденном советскими войсками городе налаживается. Майя пишет: «…[школьные] испытания. Сдала я неплохо. Кажется, по всем предметам 5, под сомнением стоит только немецкий язык: не знаю точно 5 или 4. Ирочка, в нашем классе сдали все и только одна по литературе получила 2. Был прощальный вечер. Ходили на лесоразработки!»
Декабрь 1944. Майя учится в выпускном 10 классе. С волнением думает о дальнейшем пути. А пока … «Краевые контрольные работы. По алгебре многие плавали … Военрук (всего 3 года назад ученик нашей школы, а теперь инвалид Отечественной войны) и учительница по радиоделу [они ассистировали на экзамене] решили наши задания и старались передать их нам. Но … безрезультатно».
Война кончилась – и тут же 17-летняя Майя Шапошникова успешно сдала выпускные школьные экзамены. В дальнейшем она приехала в Ленинград, поступила в Политехнический институт, окончила его, и, несмотря на гуманитарный склад, хороший русский язык, проявленный в письмах, связала свою жизнь с техникой. Она всю жизнь проработала в КБ Балтийского судостроительного завода. Вышла замуж, вырастила сына, прожила счастливую жизнь. И всю жизнь не прекращалась ее дружба с Морозовыми.
Бабушка из Лесного
В 41-м ей было за 80. Васса Степановна Кустова когда-то держала прачечную. Вырастила пятерых детей одна, без мужа. Сыны погибли на Гражданской войне, остались три дочки. У всех семьи. Перед Великой Отечественной войной она жила уже одна в Лесном, на Малой Спасской улице, в маленькой комнате в деревянном домишке. По воскресеньям – о, счастливые дни – иногда приезжала младшая дочь Агриппина с дочерьми: Ириной и Людмилой. Иногда к компании присоединялся и зять Владимир Иванович. По весне внучки успевали нарвать в парке Лесотехнической академии цветов. В 30-е, ей было тогда за 70, она держала кур, сажала картошку, лук, потом завела козочку. Пасла ее на полях, там, где теперь завод «Красный Октябрь» стоит. Коза потом принесла козленочка, его, только что родившегося, поставили на пол – а у него ноги разъезжаются! Внучки так радовались только что народившейся жизни.
И вот в 1941-м грянула война. Вокруг беда, бомбежки, горе, смерть. Внучка Ирина день и ночь служит в госпитале, Люся разрывается между холодным домом, умирающим отцом и госпиталем. Старый человек – как она может помочь своим младшим? И как самой выжить? А надо ли, все конец близок.
Ирина в войну порой умудрялась вырываться навестить старушку. Как-то осенью 41-го ее стремительная фигура в гимнастерке и сапогах появилась на пороге небольшой комнаты бабушки. То-то было радости! Бабушка снабдила внучку картошкой, пятком белых сухарей и даже вытащенной из самых тайников сундука половиной плитки шоколада.
Как старушка пережила зиму 41-го – уму непостижимо. Умирали молодые, а тут, видно, старая закалка сыграла роль. Окраинный район Лесного бомбили меньше, с дровами здесь проще, земля своя есть.
И вот уже лето 42-го. Июль. Шестое. На улице Чехова семья Морозовых села за стол в день рождения матери семейства – Агриппины. Как вспоминала Ирина, «мама сварила гороховый суп… Приготовили салат и подливку из соевого молока с сахарином и черный овсяный кофе. Не успела мама взять в руки разливательную ложку, как послышался стук в дверь. С огромным букетом зелени… появилась моя дорогая бабуся. Бабушка кошмарно изменилась, кожа на лице висит… Мама дала мне мысль о доме хроников».
Через несколько дней Агриппина с дочерью Людмилой выехала в эвакуацию. 19 июля Ирина вырвалась из госпиталя навестить квартиру на ул. Чехова – и видит… Вот что записано в дневнике: «Вот и наш скромный домик. Что я вижу? От ворот, согнувшись, опираясь на дубинку, старушка с накинутым на плечи пуховым платком. Голос перехватил подкатившийся клубок. Бедная бабуся, она приехала попрощаться со своими внучатами и дочкой! Вот она окинула взглядом в последний раз окна нашей квартиры, тихо нашептывая молитву. Дорогая бабушка, такая старенькая, такая слабая, а все-таки приехала. Я ее окликнула. Радость смешалась со слезами. Зашли домой. Мамин оставленный чай принес бабусе огромную радость. Бабуся взяла деревянную чашку и сечку (рубить траву), и кружечку с блюдцем. Пошли с бабусей к тете Нюре Белавиной [сестра Вассы]….Это живые мощи. Сидит дома, обдумывает, как бы ей не уехать из города, хотя прислали повестку. В общем, грустно! Трогательная была встреча двух старушек. От обеих остались одни тени. У бабуси на лице особенно выделяется нос, раньше он не казался таким большим».
Через несколько дней, 24 июля, Ирина уже сама зашла к бабушке в Лесной. Она договорилась поместить старушку в дом хроников на ул. Смольного (психоневрологический интернат № 1, бывшие Градские богодельни). «Меня встретила осунувшаяся, еще больше похудевшая. Сундук бабуся уже раскрыла и туда мы складывали оставшееся барахло. Комод
