часов назад. Сердце упало вопреки здравому смыслу. Это не он, сказал он себе. Это не он, это был не он.
Но что, если это все-таки был он?
Паркер рылся в золе, горстями вычерпывая ее, пока его пальцы не нащупали что-то гладкое и твердое. Что же это такое?
Осторожно сжал предмет и вытащил из золы.
Топор… Тяжелый и черный, как смоль. Он стряхнул с него остатки золы и начал вертеть в руках, внимательно рассматривая. Топор был старым, даже древним. Лезвие было длинным, верхняя его часть не вогнутая, как положено, а выпуклая. Топорище тонкое, по-своему изящное. Оно казалось непрочным, но это было не так: древесина, гладкая, угольно-черная, как и лезвие, явно крепкая. Прежде Паркер никогда не видел подобного топора.
В низу топорища кто-то вырезал крест, похожий на два перекрещенных гвоздя.
Кто оставил его здесь? Кто пытался сжечь его и почему топорище не сгорело?
Держа топор в руке, Паркер подошел к дереву на краю поляны, расставил ноги и рубанул по стволу. Послышался приятный глухой стук, и он, выдернув топор, рубанул еще и еще, оставляя на стволе широкие зарубки. Он не знал, насколько старым может быть этот топор, но инструмент по-прежнему был крепок и остер и определенно мог ему пригодиться. Свой нож и туристический молоток он оставил на земле в лагере и теперь однозначно не сможет вернуться за ними.
Паркер провел по лезвию топора большим пальцем, счищая оставшуюся золу, и принялся за работу. Солнце быстро заходило, и ему надо было успеть соорудить какое-то укрытие, пока не стало темно.
* * *
Хлоя перебрала все их съестные припасы еще раз:
– Итак, у нас есть одна коробка печенья с корицей «Поп-Тартс», пара банок консервированных венских сосисок, шесть пакетов вяленой говядины, немного «Маунтин дью», несколько шоколадных батончиков, вода, пиво, крепкий ликер «Эверклир», хот-доги и батончики с мюсли. У нас также есть две банки тушенки, три банки сардин, а еще бекон Адама и овсяные хлопья, которые захватила с собой ты, Ники. Кроме того, у нас, кажется, имеются жвачка и мятные леденцы, но я в этом не уверена. Ребята, вам больше нечего добавить к нашему запасу провизии?
Но они не слушали. Джош стоял на коленях возле углубления для костра, по лицу его тек пот, и он пытался развести огонь, собрав для этого кучу сухих веток. Тем временем Ники обходила поляну снова и снова, светя себе фонариком на телефоне, и ее взор становился все более и более безумным.
– Говорю тебе, Хлоя, тропа исчезла.
– Да нет. Тропинки не могут просто взять и исчезнуть.
– Тогда попробуй найти ее сама.
Хлоя неопределенно махнула рукой в направлении дальней стороны поляны:
– Она где-то там. Мы ведь пришли оттуда, да?
– Ты что, не уверена? – спросила Ники, и в ее голосе прозвучало изумление.
– А ты?
– Нет, я не уверена, а ведь я ищу эту тропу уже целый час.
– Ники, дело просто в том, что здесь темно, только и всего. Все будет хорошо.
Нет, вокруг было не просто темно – тьма окутала лес, словно черный саван, и этот саван заволок все, кроме силуэтов деревьев, вонзающихся в усыпанный звездами небосвод.
Ники повернула светодиодный фонарик в сторону Хлои, ослепив ее:
– Я не сошла с ума, Хлоя.
– Я и не говорила, что ты сошла с ума.
– Но ты так подумала.
– Нет, Ники, я так не думала. Я только сказала, что тропинки не исчезают.
– Но ее тут нет. – В голосе Ники звучали истерические нотки, чувствовалось, что ее начинает охватывать паника.
Хлоя встала и подошла к подруге, пытаясь сохранить доброжелательное выражение лица, несмотря на все возрастающее раздражение:
– Я вовсе не считаю, что ты сошла с ума, Ники. Но я также не считаю, что тропинка исчезла. Просто тут темно, а темнота все скрывает, это обычное дело. Но это не значит, что что-то исчезает. Я понимаю, что тебе страшно. Я тоже боюсь.
Нижняя губа Ники дрогнула, и ее глаза раскрылись немного шире.
– Зачем ты опять перебираешь наши съестные припасы?
Хлоя пожала плечами. Затем, чтобы отвлечь всех нас, чтобы мы не слетели с катушек. Затем, чтобы у нас был психологический якорь. Затем, чтобы скоротать время. Все из перечисленного или ничего.
– Просто затем… чтобы было чем занять себя, – сказала она.
– А что будет, если мы останемся здесь на всю ночь? – прошептала Ники.
– Тогда мы проведем здесь всю ночь. У нас есть еда, у нас есть наши палатки и наше снаряжение, а Джош вот-вот разведет костер. До утра с нами ничего не случится, а утром мы разыщем тропу и уйдем отсюда. Я тебе обещаю.
Ники скорчила гримасу, кивнула и снова принялась ходить кругами по краю поляны. Как будто до этого она искала тропу недостаточно внимательно. Хлоя еще не сказала ей про ключи – какой в этом смысл? Без тропы, которая привела бы их туда, где припаркован их минивэн, на что им ключи от него? Их план и без того уже накрылся, они и без того уже на нервах, готовые сорваться, и если она что-то скажет, это может стать последней каплей. Ей стало стыдно, что она немного рада тому, что темнота окутала их с такой быстротой. Это даст ей время. Возможно, утром она сможет сориентироваться и отыскать другой путь отсюда. Возможно, проснувшись, она неким чудесным образом поймет, как надо замкнуть провода, чтобы запустить двигатель минивэна без ключей.
– Ну все, кажется, готово, – крикнул Джош.
Он встал с колен и торжествующе вскинул руки с глупой улыбкой на лице. У его ног маленькая пирамидка из собранного им хвороста наконец-то воспламенилась. Дрова потрескивали и горели, получился настоящий бивачный костер.
Они все сгрудились вокруг него – и чтобы согреться, и чтобы почувствовать себя в безопасности. Было что-то успокаивающее в этом огне, пылающем в ночи. Ники прижалась к Джошу, он обнял ее, Хлоя села рядом на корточки и протянула руки, чтобы вобрать в себя как можно больше тепла.
– Спасибо тебе, Джош, – сказала она.
– Не за что. Нет ничего такого, чего я не смог бы сделать после тридцати или сорока попыток. Можно сказать, сейчас я уже стал настоящим первопроходцем.
Хлоя закрыла глаза. Она оценила эту попытку пошутить, но, когда они сидели в нескольких футах от трупа их друга, любые шутки были обречены на провал.
– И что нам делать теперь? – спросил Джош.
– Оставаться здесь до утра, – ответила Хлоя. – У нас есть еда, наши палатки и костер. Нам
