она, как сильно я по-настоящему люблю ее. Я говорила ей все время, но подобных вещей никогда не бывает слишком много. Хотела бы я смаковать каждый из таких раз, когда Пенелопа говорила мне эти три коротких слова. Я люблю тебя. — Я все еще скучаю по ним, — с сомнением сказала она спустя мгновение. — По маме и папе.
— Ты можешь скучать по ним, если хочешь, — сказала я ей, еще раз сжав ее. — Для скорби нет свода правил.
Так мы и сидели вместе, и она рассказала мне о всех своих лучших воспоминаниях о Пэм и Найле, а затем начала снова плакать, и я позволила. Я позволила ей и обнимала ее, а затем мы попрощались с Пенелопой и поехали домой смотреть фильмы, есть попкорн и плести косички, что у Аарона стало получаться лучше, но в чем Виктор все еще не преуспевал.
Девочки ходили в начальную школу Оак-Ривер. Мы с мальчиками построили империю. Наша любовь расцветала, крепчала и превратила весь мир в сон, от которого я никогда-никогда не хотела бы проснуться.
* * *
Пять лет спустя…
Мы с Верой заехали в ту же дерьмовую кофейню, у которой не было названия, лишь знак «Кофе» на окне, и мы с нашими напитками пошли в новый парк, который был создан на некоторые из денег наследства.
Черт, мы были серьезны, когда сказали, что останемся здесь и улучшим город. Школа Прескотт уже процветала под руководством Бреонны Китинг и изобиловала свежим финансированием для структурных улучшений и iPad, новыми столами и сотрудниками с соответствующими дипломами за плечами. Существовали консультанты по вопросам горя, репетиторы и внешкольные программы для матерей-подростков.
Потому что, несмотря на то, что я видела, как мой муж буквально пустил пулю в голову пятерым людям на прошлой неделе во время встречи с фанатичным мотоклубом, мы все еще оставались членами общества. На самом деле, мы прежде всего были членами общества. Мы просто убирали кровь, дерьмо и тьму, которая появлялись время от времени.
Это не в нашей натуре просто отсиживаться и отдыхать, попивать просекко из модных бокалов и жертвовать деньги налево и направо. Нет, мы должны править. Мы должны биться. Нам нужны кровавая баня и контроль.
А так в каждом районе, в каждом городе, в каждой стране все еще будет существовать андерграунд мы держали поводья и направляли темную лошадку.
— День татуировки? — спросила Вера после того, как мы допили наш кофе и снова начали идти.
Я кивнула. Потому что так и было. Прошло слишком много времени. Это было чем-то, что должно было случится несколько лет назад.
— День татуировки, — подтвердила я, посмотрев на нее.
Ее волосы больше не были сбриты. Вместо этого у нее были сияющие, рыжие кудри, который струились по спине. А еще, теперь Вера встречалась только с небинарными людьми и девушками. Она сказала, что завязала с мужчинами. Посмотрим, как долго это продлится. Я бы назвала ее пансексуалом, но на самом деле, она больше была пан-шлюхой. Что, очевидно, из моих уст звучало как комплимент. Я не стыжу людей, называя их шлюхой.
— Уверена, что хочешь этого? — спросила она, бросив на меня взгляд и осмотрев костяшки Х.А.В.О.К, которые уставились на меня в ответ, когда я проследила за ее взглядом, сгибая и разгибая пальцы. За прошедшие несколько лет я набила несколько новых татуировок. Одна была надпись «Пенелопа» на внешней стороне моего левого бедра. Другая — корона, начертанная на моей шее в ярких и завораживающих деталях. Были и другие, более бессмысленные, потому что не каждая татуировка должна что-то значить. Это ложь. Вам разрешено набить красивый рисунок, просто ради эстетичной красоты. — Высечь все их имена на своей коже?
Я подняла свою руку, чтобы осмотреть ее, а она смахнула ее.
— Это татуировка банды, а не любовников, — пренебрежительно сказала она, ее бледные глаза были подведены густой, традиционной для Прескотта подводкой. — Она всегда будет что-то значить для тебя. Я говорю о мальчиках. Все пятеро из них? Типо, навсегда? Только ты и они?
— Только я и они, — ответила я, потому что не думаю, что Вера поймет, если я попытаюсь объяснить, как на самом деле устроены наши отношения.
Это не просто «только» я и мальчики. Это мы. Мы — это единое целое. Семья. Они так же переплетены один с другим, как и они переплетены со мной. Мне потребовалось время, что бы это увидеть, но, когда увидела, я почувствовала некий всеобъемлющий покой внутри себя, этот же покой позволил мне расслабиться, когда я думала, что мое время пришло.
Теперь, когда я побывала там, когда видела смерть, я больше ее не боялась.
— Ты же знаешь Скарлетт Форс, так? — спросила я, а Вера в ответ закатила глаза.
— Я родилась и выросла в Прескотте, помнишь? Конечно, я знаю, кто такая Скарлетт-мать ее-Форс. Она приходила на похороны Стейси, разве нет? — Вера отбросила волосы и поправила свое пальто, пока мы шли.
Когда мы повернули за угол на улицу, где располагался тату-салон — место известно только как «Чернило» — я увидела их.
Пятерых мальчиков в черном, курящих сигареты.
Или, полагаю, теперь их можно просто называть мужчинами. Они давно уже не были мальчиками. Черт, они даже не были «мальчиками» в старшей школе, не так ли? Просто мужчины. Просто Хавок.
Аарон встал со своего места, когда моя грудь сжалась от этого переполняющего чувства, созданное из прекрасных вещей, счастливых мечтаний и надежды. Оно было похоже на светлячков, проносящихся в летней ночи или на пузырики в бутылке шампанского, которая ждала, когда ее откроют в честь праздника.
— Что там со Скарлетт Форс? — спросила Вера, и я потерла нос, чтобы поборот всхлип.
Что-то в сегодняшнем дне было эмоциональным для меня, хоть он и не особо отличался от какого-либо другого дня.
— Она как-то сказала, если ты не достаточно смел, чтобы рисковать ошибками, ты не заслуживаешь тихих побед.
— И что именно это значит? — спросила Вера, но если она этого не понимала, то еще не была к этому готова.
Так что я просто пошла дальше и позволила Аарону притянуть меня в свои объятия, словно прошло столько лет. На самом же деле прошло полтора часа, а этим утром мы
