то все будет хорошо.
Рожа у меня вытянулась — какое отношение Маяковский имеет к моим матримониальным планам? У меня своя жизнь, а он пусть сам разбирается с Татьяной и Лялечкой (или как ее там?).
— Э-э-э… Я о Барбаре.
— Ой, простите!
— Только честно, вы умная девушка, у вас наверняка за эти дни сложился свой взгляд.
— Хорошее образование, — медленно начала слегка покрасневшая Татьяна.
— Догадываюсь, — остановил я изложение анкеты, — про школу я знаю, а вот как человек?
— Как человек она неглупа, щедра, и, мне кажется, несколько бесхарактерна.
— Так, а интересы?
— Драгоценности… пожалуй, на этом все.
Нет, брюлики это не интерес, кто из женщин не любит «лучших друзей девушек»*? Играет в гольф, крикет, ездит верхом — но это тоже мимо, стандартный джентль-женский набор для барышни из благородного семейства.
Diamonds Are a Girl’s Best Friend — песня «Бриллианты — лучшие друзья девушек», наиболее известна в исполнении Мэрилин Монро.
Черт, как же хорошо было с Габи! Взрослый, самостоятельный человек, твердо знающий, чего хочет от жизни. Захотела — пришла, захотела — ушла, блин.
А Барбара тот еще подарочек — натуральная табула раса, чистая доска. С другой стороны, если подумать, то это возможность вылепить спутницу по своему вкусу. Только когда этим заниматься?
Торжественный ужин прошел без помарок и с минимальным количеством выпивки, но утром Барбара захандрила — курить не дают, пить не дают… Но примчалась зажигательная Татьяна и уволокла уже официальную невесту в Лувр. По возвращении Яковлева минут десять ходила вокруг да около, но после всех колебаний все-таки предложила:
— Джон, мне кажется, что у Барбары депрессия из-за той детской травмы…
— Вполне возможно.
— Я бы показала ее хорошему специалисту…
— Есть кто-то на примете?
— Да, в Париже работает Мари Бонапарт, ученица самого Фрейда…
Мать моя женщина, какие фамилии! Но мне как-то не хотелось сдавать девушку мозгоправам, и Татьяна кинулась меня уговаривать:
— Мари известный психоаналитик, основатель Societe psychanalytique de Paris! Совсем недавно общество открыло клинику Шато де Гарш, это совсем рядом с Булонским лесом! Там прекрасно лечат депрессии, беспричинные перепады настроения и детские травмы.
Нет уж, еще неизвестно, чем это лечение обернется. Даже если уговорить Барбару лечь в клинику, то мне придется торчать рядом, хрен знает, что стукнет в голову Мдивани, а на Татьяну в таких раскладах надежда слабая. Лучше пусть Барбара со мной будет.
После короткого сообщения о помолвке американская, а следом и европейская пресса сошли с ума и кинулись наперебой обсасывать главную новость января 1933 года — супер-наследница выходит за супер-миллионера!
Писаки рыли и копали, подсчитывая будущее совместное состояние, биржевые гуру делали потрясающие по нелепости прогнозы о слиянии EF Hutton с Grander Inc, опубликовали два интервью с владельцем ювелирного магазина, продавшего кольца, тут же развернули спекуляции на тему моих отношений с Татьяной и так далее. Складывалось впечатление, что в мире больше нет достойных новостей. Никого не заинтересовало ни восстание голландского «Потемкина», броненосца De Zeven Provincien в Индонезии, ни предоставление Штатами независимости Филиппинам. Померк даже фортель президента Германии, когда Гинденбург назначил канцлером Адольфа Гитлера и на следующий день распустил рейхстаг.
В вестибюле «Лютеции», на тротуарах около входа и в ближайших кафе паслись репортеры, папарацци, искатели автографов, сумасшедшие… Даже Маяковский разродился обличительным стихом в духе «лучше бы пенсионерам отдали».
В такой обстановке я ничего лучшего не придумал, как отправить весь наш кочующий цирк обратно в Овьедо. Там-то можно просто укрыться в поселке, а то и крепко прищучить излишне любопытных.
Пока я там женихался, Ося и Панчо работали. Еще до отъезда Ося доложил, что первая партия советского золота легла в швейцарские хранилища, а первый пароход с турецким зерном прибыл в Одессу. Советские власти отреагировали скупо — телеграмму с благодарностью прислал Куйбышев, председатель Госплана (ВСНХ ликвидировали год назад), этим все и ограничилось.
Но турки жаждали больше техники, а Советы — больше станков, так что у нас появился хороший шанс урезать хлебный экспорт из СССР. Глядишь, такого ужаса, как в реале, не случится.
Панчо с парижской «резидентурой» вовсю отслеживали оружейные новинки. Если появления автоматической зенитной пушки Bofors L40/60 я ожидал, то информация из Бельгии выглядела странно. Некий испанский представитель желал заключить немаленький контракт на поставку. Пулеметы ему требовались сотнями, винтовки и ручные гранаты — тысячами, а патроны — миллионами. Это не могло быть ничем иным, как заказом со стороны антиправительственных сил — любой мало-мальски легальный покупатель обратился бы на испанские фабрики. Сделка весьма скользкая, но сомнения бельгийских промышленников снимала оплата итальянцами.
То есть Муссолини, у которого есть собственное и весьма неплохое военное производство, башлял третьей стороне за то, чтобы некая подпольная сила в Испании тайно получила оружие, а он сам остался бы незамазанным.
— Ты уверен, что это не деза?
— Джонни, я даже знаю, что это предназначается твоим дружкам из рекете. Не веришь? Давай сделаем остановку в Сан-Себастьяне, у них как раз смотр, увидишь своими глазами.
— Да что там можно увидеть? Оружие еще не закуплено, к тому же никто не потащит его в город…
Панчо таинственно промолчал.
— Хорошо, в любом случае, нужно уведомить бельгийские власти, чтобы они задержали груз, если контракт все-таки подпишут.
— Они еще и на «Маузер» обращались.
Блин, а вот тут будет посложнее, там уже Гитлер.
Господствующая над Сан-Себастьяном гора Ургуль с замком Ла-Мота на вершине бросилась в глаза сразу, едва мы выбрались из поезда. Ехать на машинах нас отговорил здешний агент, работавший с нашими грузами в порту и явившийся встречать начальство:
— Город маленький, jefe, всего-то пятнадцать минут прогуляться! Тем более, на площадь Конституции сейчас и не проехать вовсе!
Мы перешли Урумеа по мосту Марии-Кристины, украшенному четырьмя пилонами, на которые безумный архитектор впихнул все и сразу: колонны, капители, ростры, картуши с гербами, чугунные фонари, вензеля, короны и, будто этого мало, зафигачил по конной статуе на вершине.
— Пожалуй, они потратили на пилоны денег больше, чем на сам мост, — задрав голову, буркнул Панчо.
— Ну и что? — возразила шедшая со мной под ручку Барбара. — Красиво же!
По расчерченному на прямоугольные кварталы городу мы добрались до небольшой площади, на глаз соток пятнадцать, да еще стиснутой со всех сторон домами, эдакий двор-колодец увеличенного размера.
Почти всю ее занимали шеренги рекете, над которыми реяли белые знамена с красными зубчатыми крестами.
