но не всегда упорядоченно. Бывает, ты повторяешься, и тени-двойники вчерашних тем прорастают сегодня в этого дня реальность. Но я знаю, это не специально. Просто ты очень любишь рассуждать на метафизические темы: и сколько лет нам здесь отпущено, и куда мы идем, и зачем, и почему добро всегда побеждает, а зло – нет.
И так в твоей, итальянец, вселенной все получается легко и мягко. Деяние недеяния? Так говорил Лао-цзы.
Добро всегда побеждает. Но я вижу здесь, на полях нашей Ойкумены (стены больницы, окна с решетками, железная дверь), множество изувеченных душ, хило-калечных тел, просто кусков плоти, лишь в силу какого-то недоразумения считающихся живыми людьми. Но более всего поражает и ужасает омертвелость человеческой души, глухота ее ко всему и, похоже, даже к собственному плачевному состоянию.
Так что, мой итальянец, добро всегда побеждает? Всегда? Сложный вопрос. Вот правда, вот ложь – все по-своему правы, скажу я тебе, итальянец.
А как же истина? Истина… Что есть истина?!
Ты рассуждаешь о метафизике и духовности, цитируешь Платона и Аристотеля… Уходя из палаты – моего куска Ойкумены, – ты как-то по-особому склоняешь голову. Так кто же из нас прав? И почему мы оба очутились здесь, в этом не слишком гостеприимном доме? Возможно, ты – из-за поисков правды, я же – от нежелания взглянуть ей прямо в лицо, воспринять очевидность.
И вот время снова тянется докучливо-тоскливо, я гляжу и гляжу на часы: оно, это время, терзает меня издевательской медлительностью, но ничего, ничего: скоро мы пойдем с тобой курить табак (жаль, что не ◼◼◼◼◼!), мой итальянец, и опять ты заведешь разговор про Конфуция и Лао-цзы, про светлых людей и темных, про действие и созерцание, становление и бытие, бога и дьявола – да мало ли про что еще! И это будет хорошо, да, хорошо. Свинцовый пейзаж нашей Ойкумены окрасится ало-розовыми красками восходящего светила.
Ну где же ты? Я жду тебя, итальянец.
Кофе
—У тебя есть кофе? – спросил я Эдика.
– Есть.
– Ну ладно, если что – заходи, у меня тоже есть.
На том беседа закончилась.
Хотя, вообще-то, если у него кофе есть, зачем за ним ко мне заходить?
Возвращаясь с пищеблока с ведрами, полными пищи (назвать это едой язык не поворачивается), Адонис встретил больничного своего приятеля Эдика. Интересно, от какого слова произошло существительное «приятель»? Что-то такое слышится: то ли «приятие», то ли «приятно». Кто его знает…
Эдуард – суицидник (чего стоят одни только шрамы на обеих руках – на локтевых сгибах) с каким-то очень сложным психическим заболеванием. Эдик пухляв, обычно флегматически-весел. Темные глаза, светлые волосы, стрижка ежиком. Диагноз свой он тщательно скрывает. Пытался через меня достать ◼◼◼◼◼◼ – не кайфа ради, а чтобы покончить со всем быстро, безболезненно и легко. Такое намерение у него появилось, когда врачи сказали, что болезнь его не вылечить ранее чем через год. Эдик решил, что года не выдержит. ◼◼◼◼◼◼◼ я ему так и не подогнал, о чем, естественно, не жалею.
Позже, на воле уже, по телефону Эдуард мне сказал, что изучает психологию-психиатрию самостоятельно, по книжкам. Верилось, честно говоря, с большим трудом.
Дурка поглощает тебя, как наркотик, встраивает в свою унылую систему. Много раз я встречал в больнице знакомых. Так что один раз отметился на Пряжке, и, возможно, долго тебе еще здесь кофе дегустировать.
При этом с каждым последующим обращением человек может приобрести еще худшие черты, чем до больницы, например начать курить.
Система психиатрии затягивает в себя, как воронка – фатально-бессмысленный водоворот, экзистенциальный Мальстрём.
Паразиты
Сегодня у двух-трех человек на нашем отделении нашли вшей. Не то головных, не то платяных – толком так и не разобрались. А может, тех и других разом.
Провинившимся выдали чистое белье – постельное и нательное, а некоторых других пациентов побрили наголо для профилактики педикулеза. Хотели остричь мою шевелюру, волосы не особо длинные, но густые, пышные. Адонис наотрез отказался. Приходящая парикмахерша пригрозила, что, если в следующий раз найдет у меня хоть одну вшу, побреет наголо.
А вшей находили. Например, у Володи Успенского нашли одну – случайно забрела, видимо.
Впрочем, через пару дней несколько человек сами изъявили желание стать похожими на Котовского. Их примеру последовал и Адонис – избавился от надоевших волос (особенно раздражала лезущая на глаза челка), обновил прическу.
Для меня всегда было и остается загадкой, почему на педикулез проверяют каждую неделю уже на самом отделении, но в момент поступления в больницу, в приемном покое, не проверяют.
Смысл
«Он что, плохо соображает? – подумал я, глядя, как один из пациентов пытается заварить использованные чайные пакетики в кружке с кипятком весьма сомнительного происхождения, водой из-под крана в туалете. Тут же одернул себя: – Мы все плохо соображаем, раз согласились здесь лечиться».
По телевизору сообщили об очередном серийном убийце. Маньяк убивает девушек и оставляет себе на память прядь волос от каждой жертвы.
А он в чем-то прав! По крайней мере, нашел себе осмысленное занятие в жизни – в отличие от нас, сломанных человечков.
Диагноз
Диагноз – что за волшебное, сакраментальное, судьбоносное слово! Именно это сочетание из семи букв способно враз изменить, определить не только жизнь несчастного психа, но даже, в иных случаях, его смерть. Диагноз и сопутствующие ему медицинские бумаги. Что, не верится? А вот на, получай – история.
Старый знакомый, Игрок Ваня, страдал тяжко – лудомания[38]. Просаживал все средства на игровых автоматах, давно это было – одноруких бандитов тогда еще не запретили. Сформировалась у него устойчивая зависимость «человек-машина». Да-да, весь огромный, необъятный мир он теперь воспринимал через посредство машины, механизма, безмозглого игрового автомата. Лудомания.
Ну и дошел Иван в пристрастии своем до полной нищеты, совершенного разорения, перманентной депрессии, жутких укоров совести и суицидальных тенденций. Раз, дома сидючи, вдруг понял: пришло время на потолке петлю вязать. Оставался единственный выход: последним усилием воли забрал себя в руки и поехал на Пряжку. Сам, добровольно, что ему еще оставалось делать?
Прибыл. Приемный покой. Санитары.
«Тебе чего?» – «В больницу хочу, – говорит. – Сдаюсь сам, добровольно». – «Ладно, давай направление от врача, из диспансера». – «Врача? Да я и в диспансере не был. Зачем? Если и так сам, доброхотно к вам пришел». – «Нет, направление нужно». – «А без него никак?» – «Никак, и баста!»
Препирались долго; наконец Ваня в отчаянии брякнул: «Не положите в больницу сейчас, выйду на улицу и тут же, у окон Учреждения, сигану вПряжку[39]! Утоплюсь
