еще работал. Белый свет ударил ему в лицо, и он направил его внутрь пещеры. Она была не очень глубокой, но в ее задней части имелся поворот, вид которого ему не понравился. Возможно, там прячется какое-то существо, только и ждущее случая прикончить его.
– Эй? Кто здесь? Кто здесь? – закричал он в пещеру; его голос надломился, звуча визгливо, как скрипучая пила, и отразился от сырых мшистых каменных стен в искаженном виде, точно в кривом зеркале: Э-Эй! КтО-О ЗдЕ-Есь… КтО-О здЕ-Есь…
Адам немного подождал, лежа на каменистой земле, борясь с болью и пытаясь собраться с силами, чтобы заползти внутрь.
Когда он снова пополз вперед, каждое движение приносило ему невыносимую боль. Раскаленные угли, жгущие его колено, гнилые зубы, грызущие его живот, источающий жар кулак в черепе, ножи, режущие спину… Ему надо было проползти только несколько футов, но он уже знал, что не сможет доползти до цели. Это было слишком тяжело. Он сделал все, что мог сделать, прополз столько, сколько мог проползти. Он сжег все, что в нем было, добираясь сюда. Он не был таким умным, как Хлоя или Джош, или таким изобретательным, как Паркер. У него отняли все стоящее, что было в нем, и теперь он умрет, умрет прямо здесь.
Его никто не найдет. Он лежит сейчас в своей могиле.
Он повернулся и попытался оглядеться, но телефон выскользнул из его онемевших пальцев, заскользил по каменному полу пещеры, и по ее стенам и потолку заплясали странные искаженные блики. Борясь с болью, Адам потянулся за телефоном, но тот лежал слишком далеко на неровном полу, светя вверх, освещая пещеру, как какой-то холодный белый костер. Что ж, по крайней мере, он не умрет, ничего не видя.
Сзади что-то зашуршало.
Извернувшись, он оглянулся через плечо, но не увидел ничего, кроме того белесого дерева. Все остальное исчезло, будто залитое чернилами или краской. Ему стало еще больше не по себе, и он пошевелился, пытаясь устроиться чуть удобнее. Опустил лицо на холодный гладкий участок каменного пола, и его охватило невыразимое облегчение; возможно, это было самое лучшее чувство, которое он когда-либо испытывал в жизни. На него уже наваливался сон или что-то вроде сна, протягивая к нему из глубины свои толстые, с перетяжками щупальца, которые – он это знал – уже не отпустят его.
Он снова услышал шуршание, на этот раз громче, ближе. Протер глаза грязными окровавленными пальцами, но так ничего и не увидел. Затаив дыхание, попытался застыть, стать таким же неподвижным, как окружающая его ночь. Он не хотел, чтобы некое ужасное невидимое существо убило его. Он совсем не хотел умирать.
Прежде чем отключиться, Адам увидел, как то дерево, похожее на кость, начинает мерцать и склоняться под ветром.
* * *
Используя найденный топор, Паркер нарубил веток и сплел из них что-то вроде полога, который укрепил над землей между деревьями на краю поляны, там, где они росли наиболее близко друг к другу. Этот маленький навес мог защитить его только от самого небольшого дождя, но ничего, под ним вполне можно заночевать, для этого он сгодится. По крайней мере это хилое укрытие оградит его от ветра и холода. А это намного лучше, чем то, что он уготовал для Адама.
Адам… Паркера захлестнула ядовитая волна стыда, смешанного с гневом, когда он остановился и подумал о том, что сделал со своим лучшим другом всего несколько часов назад. Адам не заслуживал, чтобы ему пустили пулю в колено, как бы он себя ни вел и что бы ни говорил. Адам просто пытался помочь, а когда из этого ничего не вышло, разозлился и стал действовать безрассудно. Это можно было понять. А сам он сегодня выстрелил в двух своих друзей, одного убил, а второго оставил умирать. В этой истории плохим парнем был он – Паркер Каннингем. Не просто плохим парнем – мерзавцем. И что бы ни произошло дальше, как бы он сам к этому ни относился, теперь уже ничего не исправишь. Никогда.
Паркер прислонился спиной к дереву и осел вниз, обсыпав могучие плечи измельченной корой. Его зад с тихим стуком ударился о землю, голова запрокинулась, и взгляд уперся в маленький просвет между верхушками деревьев. Там было полно звезд. Он сосредоточился и представил, как парит среди них, затерянный в океане пустоты, усеянном пятнышками далекого белого света. Ему было холодно, он чувствовал себя неприкаянным, дрейфующим в аварийной спасательной капсуле, которую выпустили из большого космического корабля, чья приборная панель не работала, а двигатели давно заглохли. Ему ничего не остается, кроме как дрейфовать в абсолютном мраке и ждать. Ему некуда двигаться, кроме как вперед, куда бы это самое вперед его ни привело.
Наверное, сейчас это означает, что ему нужно поспать. Хотя бы немного. А потом он придумает, что делать дальше.
Встав на четвереньки, он заполз под низкий навес и постарался устроить свое огромное тело в тесном пространстве между навесом и землей. Любому нормальному человеку тут, наверное, было бы вполне удобно, но Паркер чувствовал себя как в гробу. Он подсунул рюкзак под голову; тот был комковатым, мокрым и холодным, но это все-таки было лучше, чем камень или вообще ничего. Черный топор он положил на подстилку из палой хвои рядом со своей головой, чтобы схватить его, если будет нужно.
Завтра он начнет искать своего отца. Его отец где-то здесь, и он найдет его. Теперь времени для этого у него есть сколько угодно.
Висящая на его бедре портативная рация вдруг ожила. Послышался треск радиопомех.
– Паркер, ты меня слышишь?
Он отстегнул рацию от пояса и поднял к лицу, с подозрением глядя на нее прищуренными глазами. Он совсем забыл, что у него есть эта штука и что она включена.
Через секунду красный огонек замигал, в динамике опять послышались помехи, затем раздался все тот же знакомый голос, звонкий, как церковный колокол:
– Парк, это я. Если ты слышишь меня, пожалуйста, ответь.
* * *
Отойдя на достаточное расстояние от поляны, Хлоя села на ствол упавшего дерева и опустила голову, пытаясь дышать, как ее учили. Вдалеке был виден костер Джоша, пылающий в круге из камней и отбрасывающий на деревья пляшущие тени и мерцающий оранжевый свет. Она знала, что, когда заползет в свою маленькую бэушную палатку, ей будет нетрудно заснуть. Наверное, сейчас она бы не проснулась, даже если бы вокруг начался лесной пожар. Изнеможение проникло во все ее мышцы, позвоночник, оно скопилось в ее глазах
