У нее вдруг закружилась голова.
– Почему? Что случилось?
– Ходят слухи…
– Слухи о чем? Что случилось?
– Поменьше вопросов. Ты не можешь здесь оставаться. Тебе не следует жить одной в такие времена. Мы должны быть вместе.
– Оставить все? Но это наш дом!
– Это временно, – смягчил голос Авраам. – Пока мы не поймем, что происходит.
До них донесся плач Ирены, которая искала свою мать, исчезнувшую из теплой постели.
– Но…
– Никаких «но», мы временно отправим тебя в твою деревню. Все решено, твои родители ждут тебя. Поторопись, мне нужно вернуться в лагерь до рассвета.
Он не посмел сказать ей, какая ужасная судьба ждет тех, кто осмелится покинуть лагерь без разрешения. Подкупленный им польский охранник сказал, что его смена заканчивается в шесть утра. Ему придется поторопиться.
– Уйти…
– Не знаю, надолго ли. Скорее, нам надо ехать!
Лицо Шурки исказилось от печали. Она любила свой дом, бархатцы, яблони и каштаны, и журчание ручейка, который протекал мимо.
– Втиснуться в маленький родительский домик с девочкой и ребенком, который скоро родится? Ты уверен, что там будет легче?
– Послушай, дорогая, – Авраам наклонился к жене, – у нас нет выбора, ходят слухи, что евреев начали расстреливать прямо на улице и…
– А ты всегда говорил, что немцы – культурный народ.
– И я ошибался, очень ошибался. Слушай, мне рассказывали, что недалеко от Люблина, на перекрестке, немцы расстреляли еврейскую семью, просто так, без всякого повода, только потому, что они опознали в них евреев. Это уже не просто вопрос перемещения. Я думаю, что сейчас правильнее быть вместе. Семья должна быть объединена в такое трудное время.
Он говорил тихим, мягким голосом, так, чтобы Ирена не слышала.
– Что с нами будет?! – закричала Шурка, и Ирена проснулась.
– Это папин голос?
– Где там моя девочка? – Авраам поспешил к дочери.
– Папа, – протянула она к нему свои маленькие ручки, – я очень скучала по тебе! Где ты был? Ты знаешь, вчера я кормила кур, и курица клюнула меня прямо в палец! А я даже не плакала.
– Я очень рад, это значит, что ты уже большая девочка. – Авраам притянул ее к себе. – Я был далеко-далеко, за горами, но я все время думал о тебе.
– Мы с Алинкой хотим, чтобы ты рассказал нам сказку.
– Не сейчас, может быть, завтра.
– Почему ты грустный, папа?
Авраам едва сдерживал слезы. Он не знал, как долго он еще сможет защищать свою любимую семью.
– Сара, – обратился он к жене, которая все еще колебалась, – собирайся.
– Ты хочешь сказать, что мы едем немедленно? Сегодня вечером?
– Да. – Авраам погладил ее по щеке. – Тебе нехорошо оставаться здесь одной. Я не знаю, куда они перенесут наш лагерь.
В глубине души Шурка понимала, что он прав. Она видела, как дома еврейских фермеров вокруг постепенно пустели. Женщины, чьих мужей отправили в трудовые лагеря, беспокоились, что останутся одни в своих домах, брошенные на произвол судьбы. Они собирали свои вещи и двигались к русской границе. Целые деревни были оставлены жителями. Время от времени мимо проходили семьи беженцев, пытающиеся пересечь границу. Она слышала, как люди говорили о том, что происходит в Варшаве. Торговцы, которые останавливались в их деревне, описывали мощь немецкой армии, огромные танки, которые все сравнивали с землей, и мотоциклистов, которые расстреливали всех, кто попадался им на пути, как крыс…
– Пойдем, нам надо торопиться, – подгонял жену Авраам, – бери с собой только необходимое – телега не выдержит много.
– Откуда я знаю, что брать?
– Только самое необходимое, остальное я продам, когда смогу вернуться. Кто знает, что принесет этот день.
– Только не забудь наши фотографии, – сказала Шурка. Воспоминания тоже бесценны.
Они пошли собирать вещи. Из шкафа достали зимние пальто, сапоги и туфли, кое-какие инструменты и одеяла. Они свернули новый ковер и взяли подсвечники и столовое серебро. Они упаковали молитвенники, картофель, капусту и морковь, которые хранились в подвале, фотоальбом, бумаги и документы. Когда они закончили, Авраам сказал Шурке, что ему нужно еще кое-что сделать. Она ждала его в маленькой кухне. Через окно она видела, как он выкапывает во дворе тяжелый сундук с сокровищами, спрятанными на черный день.
В последний момент Шурка сняла табличку с их именами, которую Авраам сделал в первые дни их совместной жизни: «Сара, Авраам и Ирена». Табличка была большой, на ней хватило бы места на всех детей, которых они надеялись здесь вырастить.
– Мама, мы должны забрать и мои игрушки тоже. – Ирена стояла у входа на кухню, волоча за собой большую коробку с игрушками.
Шурка повернулась от окна и грустно покачала головой.
– Прости, принцесса, но больше нет места. Мы поедем, а потом папа их привезет.
– Можно мне взять только Алинку? Она боится оставаться одна.
Шурка обняла Ирену. Она знала, что солоноватый привкус во рту был от слез, которые текли по ее щекам, смачивая шею и волосы.
– Почему ты плачешь, мамочка?
– Потому что мне грустно покидать дом.
– Мама плачет, – сказала Ирена, – посмотри, вот кукла Алинка не плачет.
– Твоя Алинка молодец, – сказала Шурка, – надо улыбаться, держать голову высоко поднятой и улыбаться. Надо радоваться всему, что у нас есть, что у нас осталось.
Она почувствовала, как заныло сердце, но улыбнулась. Шурка знала, что больше никогда не увидит свой любимый дом. Она погладила стены, которые сама расписала, книжную полку, заставленную книгами, дверь спальни, которая видела дни любви.
Ей показалось, что она повзрослела и перестала бояться.
С того дня она поняла, что не может больше плакать. Слезы делали ее слабой. Они выдавали ее. Она должна была оставаться сильной и твердой, как скала, ради семьи и благополучия своих детей.
Когда они собрались и все было готово, Авраам подал знак Шурке следовать за ним. Она укутала маленькую Ирену, которая уснула на ковре, и долгим, последним взглядом окинула дом, который знал только счастье. В последний момент она сунула большую серебряную чашу для пророка Илии в карман и взяла спящего ребенка. Ирена открыла глаза. Она не спрашивала, почему или куда, она больше не плакала и не жаловалась на тяжелую дорогу или холод. В крепких объятиях матери она снова уснула.
– Посмотри на нашу дочь, – прошептала Шурка Аврааму, – она как будто вдруг повзрослела.
– У всех нас так было, Сара, но помни, все это временно. Мы еще достроим второй этаж для наших детей, которых у нас будет много.
Шурка сидела рядом с Авраамом, лицом к своей деревне, пока телега двигалась вперед. Она долго смотрела на свой дом, сохраняя его в памяти. Мало-помалу его скрыла ночь. Больше
