перехода лежали отрицание марксизмом универсальных моральных ценностей и, как следствие, ущемление личной свободы[129]. Фундаментальная ошибка позитивизма, писали легальные марксисты, заключалась в отождествлении этических норм с эмпирической реальностью и подчинении их идее исторической закономерности [Струве 19026: 78]. Оспаривая этот подход, они указывали на роль индивидуального сознания в постижении абсолютных моральных ценностей и утверждали, что человек должен быть мерой абсолютного добра и потому всегда восприниматься как цель, а не как средство. «Для нас человек – самоцель — есть формальная объективная норма» (курсив – автора цитаты) [Бердяев 2008: 164].
Легальные марксисты были согласны с тем, что свобода является необходимым условием нравственности, однако, о чем будет сказано далее, в остальных вопросах их мнения нередко расходились. Тем не менее до поры до времени их объединяли критика недостатков марксизма и желание раскрыть уникальный потенциал личности вопреки марксистскому упрощенному представлению о человеке как «продукте» исторического развития.
1.3. Религиозный либерализм и позитивная свобода (В. С. Соловьев)
В последнем разделе этой главы рассматривается вклад в либерализм, сделанный В. С. Соловьевым (1853–1900), в особенности сформулированный им принцип о праве человека на достойное существование, в основе которого лежит религиозное обоснование ценности личности[130]. Будучи одним из величайших русских религиозных мыслителей и ранним критиком позитивизма и марксизма, Соловьев утверждал, что социальное государство должно отказаться от «принципа невмешательства» и не только признавать право граждан на достойное существование, но и активно способствовать достижению этой цели [Балицкий 2012; Valliere 2006: 560–562; Лосев 1990: 261–280]; эта концепция оказала колоссальное влияние на российских либералов начала XX века. В отличие от Чичерина, другого виднейшего идеолога того времени, Соловьев считал, что государство обязано создавать для граждан условия, позволяющие им вести достойный образ жизни, и эта идея составила суть его учения о позитивной свободе, при этом, хотя отдельные положения теории Соловьева можно считать либеральными, его теократический утопизм, нарушающий принцип свободы совести и вступающий в противоречие с идеей разделения церкви и государства, с трудом вписывается в либеральный канон [Михельсон 2014:25–46; Poole 2000–2001:43–87].
Согласно соловьевскому учению о личности, в человеке сочетаются три начала: божественное (религиозное или мистическое), материальное и рационалистическое (разум и нравственность); их синтез позволяет человеку достичь предела личного совершенства (богочеловечества) и уподобиться Богу [Poole 2010:137–145]. Однако рациональное начало играет ключевую роль в этом процессе, направляя индивида на верный путь саморазвития. Только действуя по своей воле и совершая нравственные поступки, человек может стать ближе к Богу; иными словами, «божественное содержание должно быть усвоено человеком от себя, сознательно и свободно» (курсив – автора цитаты)[131]. Как замечает Р. Пул, соловьевская «концепция богочеловечества удивительным образом соединяет православную идею обожения (теозиса) с кантовским учением о нравственности» [Poole 2008: 26].
Уже в своей докторской диссертации «Критика отвлеченных начал» (1880) Соловьев четко обозначил свое несогласие со славянофилами по поводу личных свобод, подчеркнув, что эти права должны быть закреплены в законах и защищены ими. В его главном трактате об этике и о философии закона «Оправдание добра» (1897) говорится, что личная (негативная) свобода является условием, «без которого невозможны человеческое достоинство и высшее нравственное развитие» [Соловьев 2018: 351]. Однако, определяя право в его отношении к нравственности как «принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла», Соловьев указывает и на позитивную природу права [Соловьев 2018: 350]. Помимо внешней свободы, человеку для реализации своего потенциала необходимо иметь определенные средства к существованию – образование, пищу, медицинскую помощь и даже «одежду и жилище с теплом и воздухом», «достаточный физический отдых» и «досуг для своего духовного совершенствования» (курсив – автора цитаты) [Соловьев 2018:354].
Этот позитивный элемент соловьевского учения о свободе уходит корнями в религиозное мировоззрение мыслителя и его видение объективного нравственного мирового порядка, в котором все люди имеют право на достойное существование в силу самой своей принадлежности к человечеству. Для него все мировое бытие было обусловлено идеей всеединства, согласно которой история являлась развертыванием божественного плана, где у каждого народа и человека была своя предначертанная роль; все это, по его мнению, оправдывало законодательное закрепление принципа социальной справедливости. Как писал Соловьев, «свобода есть необходимое содержание всякого права, а равенство – его необходимая форма»[132]. Он считал, что свобода и равенство индивидов должны быть закреплены позитивным правом для обеспечения свободы всего общества в целом.
Споры о том, можно ли считать учение Соловьева либеральным, в основном упираются в его позицию относительно свободы совести[133]. Соловьевское видение России как возможного идеального теократического государства, в котором будет создано царство Божие на земле, справедливо оценивается исследователями как «мистическая утопия» и имеет мало общего с идеей динамического равновесия между различными конкурирующими целями [Coates 2010:185]. Как писал П. Михельсон, это учение «было основано не на догмах политического и гражданского либерализма, а на универсалистском христианском нарративе возвращения к церкви и восходило к славянофильству» [Михельсон 2014:31]. Однако Соловьев сделал важный вклад в дискуссию о том, могут ли материалистический социализм, позитивизм и утилитарный реализм предложить хорошее теоретическое обоснование индивидуальной свободы. Его близкое к кантианству учение о личности и идея о том, что всякое общество обязано признавать за своими членами право на достойное существование, оказали большое влияние на либералов следующих поколений. Поскольку Соловьев ценил одновременно и негативную, и позитивную свободу и писал о трансцендентности обеих этих концепций, российские неоидеалисты начала XX века, пытавшиеся вывести либерализм на онтологический уровень, активно обращались к его наследию.
Как будет показано во второй главе, стремясь описать либеральные ценности с позиций идеализма, они позаимствовали многие идеи Соловьева, хотя и спорили друг с другом насчет того, насколько конфликт между различными концепциями свободы может быть хорошей отправной точкой для создания теории социальных реформ.
Глава 2
Оспаривание прогресса
Позитивистский и неоибеалистический либерализм
В 1910 году неокантианец Б. В. Яковенко (1884–1949) в своей статье о новых течениях в российской философии написал следующее:
Русское общество начинает втягиваться в философские вопросы… Философия всего последнего 50-летия в России может быть охарактеризована словами «позитивистское мировоззрение»… Между тем в связи с нынешним пробуждением философской мысли у нас, в России, с новой силой проснулся и религиозный мотив… Так что есть опасность, что из рук позитивистского мировоззрения мы попадем в руки религиозно-метафизического миросозерцания [Яковенко 2000: 653–655].
Яковенко пишет здесь о важной дискуссии, которую вели друг с другом российские интеллектуалы в десятилетия, предшествующие революции 1917 года, о том, должно ли философское
