свежим сухим сеном, но большая часть жителей деревни предпочитала ютиться со своим скотом под одной крышей. Так и теплее всем было, да и в особо кусачие морозы, а зимы в этих краях излишней нежностью не отличались, возможность справить хозяйство, не выбираясь на улицу, выглядела хорошим решением. Отдельного входа в жилую часть снаружи тоже не имелось, что тоже было делом обычным, а потому до светелки и хозяйских спален надобно было пробираться сквозь стояла для скота. И делать это пришлось чуть ли не по колено в крови. Весь подклет представлял себе подобие пугающих немецких гравюр, некогда виденных Архипом еще в прошлой своей жизни. Тех, где изображаются Ад или, например, нашествие гуннов на Рим. С той только поправкой, что как бы не был умел мастер, а реальность была в тьму тьмущу раз страшнее. Повсюду валялись тела несчастной скотины: безголовые тушки птиц, овцы с зияющими ранами и отсутствующими конечностями, корова, у которой из шеи выдрали огроменный кус мяса, наверное, на полпуда весом. В чудовищной дыре можно было разглядеть обрывки позвонков бедного животного. И все они носили на себе все те же следы чудовищной пасти с огромными клыками.
На ступенях крутой лестницы, идущей на второй, жилой, этаж, Архип увидел кровавые следы. Обычным человеческих босых ног. Небольшого размера, либо огольца возрастом не старше Дарьинова Мишки, либо девки. Следы вели наверх. Туда, где на верхней площадке ничком лежал мужчина. По дюжему сложению Архип узнал Матвея, пасечника. Наклонившись и перевернув тело, что удалось не с первой попытки, поскольку лужа крови под ним уже схватилась и рваные ошметки рубахи успели основательно присохнуть к строганным доскам, Архип посмотрел в искаженное ужасом и болью лицо:
— Ээх, Матвей Георгиевич, зря ты на меня понадеялся, — колдун с болью в сердце перевел взгляд на разодранную в клочья грудь Матвея. Выглядела она ужасно: проломленные внутрь ребра и словно бы выгрызенные внутренности, торчащие во все стороны обломки костей и позвоночника, ошметки мяса. — Не попить тебе уже медку сладкого на свадьбе дочери-красавицы.
Закрыв мертвецу глаза, Архип поднялся и продолжил поиски. Рядом с мужчиной нашлось еще одно тело, изуродованное настолько, что и не опознать, но, поскольку оно принадлежало не девке, было понятно, что это жена хозяина. А вот Агнию колдуну найти не удалось. Верхний этаж представлял собой обычный шестистенок с печью в середине и двумя комнатушками позади. В одну из них как раз тащились кровавые следы. С силой толкнув дверь, колдун с топором наизготовку ввалился внутрь. И замер, глядя на несколько бревен, по которым били с такой силой, что вырвали из замков, внизу, на стороне двора, обращенной к лесу, плетень был вывернуть. Убивец, кем бы он ни был, пришел сюда за дочерью хозяина, и без сомнения ее забрал. Архип запретил себе даже думать о том, зачем может быть нужна молодка чудовищу, способному походя откусить голову барану.
В избе ловить было нечего и вконец расстроенный Архип вышел наружу. Священник с охотниками еще не явились, и их не было видно на всей дороге вплоть до вершины холма, а потому он решил сходить по следу. Авось что подвернется. На всяческий случай, он взял из дома белую тряпицу, и оставил углем на двери короткую записку, указывая последующим за ним идти к лесу, а там искать белые вешки. Ежели из деревни придет поп или сам староста, они прочтут, а ежели нет… Ну что ж, такова, видимо судьба его.
До леса дойти сложности не представляло, как и увидеть тропу, по которой бежал похититель. Судя по всему размерами он не слишком уступал давешнему верлиоке, а умением двигаться по лесу так сильно уступал, поскольку несся, не разбирая пути, ломая ветви, приминая траву и даже вырывая кустарник. А главное, тонким своим нюхом, натренированным годами занятия алхимией без помощи инструментов, Архип уловил едва заметный мерзкий запах. Аромат мази, который он сдуру выдал дочери пасечника. И, оторвав кусок материи и повязав его узлом на ветке, Архип, ведомый виной и злостью, ничтоже сумнящеся, бросился в погоню. Каждую пару десятков шагов он останавливался, чтоб повязать новый лоскут, тщательно проверяя, чтоб от одного всегда было видно другой. Да, он торопился, но, не особо представляя с чем предстоит столкнуться, не желал лишиться хотя бы даже и призрачной надежды на помощь. И, тем не менее, двигался Архип быстро.
Через сотню или чуть больше шагов в небольшом овражке он обнаружил изорванную девичью одежду. Даже не будучи следопытом, по разметанным траве и листьям он догадался, что здесь монстр надругался над своей несчастной жертвой. Но не бросил, убитую, не оставил, а потащил куда-то дальше. Строго говоря, Архип не очень понимал, зачем было нести девку даже сюда. Хотел снасильничать? Так почему не отловил одну ее, зачем всю семью убивать? Явно в вопросе была замешана не одна похоть. Месть? Но зачем тогда в лес тащить? Жертва? Несет ее кому-то другому? Тогда почему не донес? Не утерпел? С каждым новым вопросом в голове колдуна все сильнее и сильнее отдавался стук сердца, а руки сжимали рукоять топора все сильнее.
Запах мази крепчал с каждой пройденной саженью и Архип набирал темп. В лихорадочной гонке он уже пропустил несколько вешек, и теперь боялся, что помощь потеряется и не сможет его догнать. В какой-то момент он остановился, чтобы передохнуть и все таки привязать один из последних лоскутов. И он услышал звуки, которые ни с чем не спутаешь. Приглушенные расстоянием, но вполне ясно различимые в лесной тишине шлепки голой плоти о другую, кряхтения, хрипы и постанывания. Да, такое ни с чем не спутаешь, но при этом было в них что-то мерзкое, что-то противоестественное. Что-то совершенно нечеловеческое.
Архип припустил вперед и выскочил не большую полянку. Там он увидел одну из самых мерзких картин в своей жизни: над распластанным среди корней дерева обнаженным, залитым кровью девичьим телом склонился громила, немногим уступающий статями тому медведю. Громадина, удовлетворенно ухая и покряхтывая, то и дело заливаясь истеричным смехом, ритмично двигала бедрами меж распластанных ног своей жертвы. Со своей позиции Архип видел только только безвольно закинутую набок голову Агнии, страшно изуродованную и избитую, да спину громадного выродка, странно перекособоченную слева, покрытую мелкой иссиня-черной шерстью. Архип до сих пор знал несколько боевых чар, но тварь была слишком близко к своей жертве, а потому, не долго думая, он размахнулся и швырнул в нее топор.
С громким чавканием топор почти по самый обух вонзился
