в спину. Тварь заревела и кубарем скатилась с девки, полностью открывая ее истерзанное тело. И от одного только беглого взгляда кровь в жилах колдуна вскипела: отбросив в сторону крест и сложив пальцы в сложный узор, он с огромным усилием вытолкнул наружу несколько Слов. Но и жест от длительного отсутствия практики, и произношение оставляли желать лучшего, а потому пальцы тут же пронзила резкая боль, а по губам словно треснули яловым сапогом. Но заклинание сработало, почти как должно и колдун, сплевывая кровь и вытирая скрюченными руками опухшие губы, с удовлетворением наблюдал, как нечеловечески огромный срамной уд бугая исчез в ослепительной вспышке взорвавшейся шаровой молнии. Бессмысленно, и, по дельному размышлению, бесполезно, но гнев требовал выхода. К превеликому сожалению, занявшееся было на его шерсти пламя тут же потухло, но короткого момента было достаточно, чтобы разобрать, что помимо мерзкой темного мерзкого пуха, больше похожей на плесень, все тело насильника было покрыто мириадами мельчайших черных точек-глаз. Казалось, что он целиком состоял из той самой необычной порчи, что поселилась в Архиповом доме.
Тварь схватилась огромными ручищами за пах и истошно взвыла, оплакивая потерю своего достоинства. Воспользовавшись моментом, Архип подхватил с земли крест, перевернул его, словно Петров Крест, длинной нихней частью вверх и взял за короткую, чтовно кинжал. В несколько шагов подскочив к бесовскому отродью, он без затей вогнал божий символ тому в раззявленную пасть. Вопль сменился булькающими звуками и образина неуверенно попятилась. Изо рта ее валил густой темный дым, а глаза, и прежде мутные и белесые, совсем утратили присущую человеку глубину, отныне более напоминая мертвые стеклянные бусины. Но помирать чудовище явно не собиралось. Даже наоборот. В какой-то момент доровяк перестал жалобно подвывать, сжимая руками причинное место. Он выпрямился во весь свой немалый рост, распрямил свои кривые плечи, словно хвастаясь косой в них саженью, а потом… разорвался напополам. Вдоль груди от одной подмышки до другой кожа натянулась, сперва пошла трещиной, а потом с мерзким влажным треском расползлась в стороны, разбрызгивая по сторонам черную кровь. Архип ожидал увидеть в чудовищной ране внутренности и осколки ребер, но там оказалась громадная пасть с редкими острыми кривыми зубами. Теперь становилось понятно, как погибли жители хутора.
Новоотрощенной пастью чудовище издало негромкое бархатистое рычание и с неописуемой стремительностью ринулось на обидчика, сбивая того с ног и норовя откусить голову. У колдуна не было никакой возможно отреагировать на бросок. Увернуться или даже нормально защититься. Единственное, что он смог, это выставить вперед руки со сжатым в них топором, вгоняя древко поперек пасти, не давая ей добраться до собственной плоти. И вот тут от неожиданности, Архип чуть было не выронил оружие и не стал жертвой монстра. Философские размышления о причине и способах перемещения топора из загривка монстра в руки оказались не лучшим подспорьем в смертном бою, поэтому усилием воли Архип отбросил их до более спокойного времени.
Из пасти отвратительно воняло тухлым мясом и застарелой гнилью, огромный синюшный язык, вылезший из нее, весь покрытый черной плесенью и какой-то слизью, омерзительно елозил по рукам, плечам, груди и лицу Архипа, покрывая те слоем липкой субстанции, источающей запах тухлых яиц. Желтые зубы пока бессильно скреблись по древку, не оставляя на нем даже следов, но колдун понимал, что рано или поздно, как бы ни была крепка рукоять этого воистину странного топора, руки его долго вес выродка не удержат, поэтому лихорадочно старался найти выход. И делать это следовало как можно быстрее. Пока что Архипа спасало только что существо совершенно не использовало руки, те просто болтались неуправляемыми плетьми.
— Господи Иисусе, — донесся со спины знакомый голос. Архип в этот момент был готов расцеловать надоедливого священника. Он уже собирался воззвать к помощи, но Григорий догадался сам. — Семен, да помогите же ему!
После этого оглушительно грохнул штуцер. Архип почувствовал, как крупнокалиберная, наверняка на медведя, пуля настолько мощно ударила в бок монстра, что сбросила его с колдуна. Едва освободившись, колдун откатился в сторону, уходя с линии огня. И, как оказалось, с делал это совершенно правильно: тут же, слившись в один дружный залп, рявкнули сразу три ружья. Из шкуры пытающегося подняться с земли чудовища, вылетели несколько кусков мяса, его, уже вполне успешно поднявшегося на ноги, отбросило назад на спину. Архип поднял голову, и увидел, как Семен поднимает могучий двухствольный штуцер для второго выстрела.
— В ноги, Семен, в ноги бей! Не дай встать.
Охотник коротко кивнул и перевел огромный, словно у пушки, ствол чуть левее и вниз. Тварь как раз начала снова подниматься, Архип подивился, как это так ловко у нее получается без ног, и точный выстрел перебил ей голень, почти оторвав ногу, оставив ее болтаться на небольшом куске мяса. И снова ни крика, ни вопля только хриплое рычание и яростное клацанье челюстей.
— Мужики, рубите рогатины, надобно к земле ее прижать будет, — начал распоряжаться Архип. — Григорий, ты тоже столбом не стой. Готовь библию и все что надо. Тварь надо крестить!
— Что? — удивленно уставился на него священник.
— А зачем, думаешь, я тебя сюда кликал? Пироги жрать? — съязвил Архип, не любивший тратить время на ненужные объяснения, когда было дорого каждое мгновение. Но все-таки снизошел. — Мяцкай это, упырь татарский, ни железа, ни дерева не боится, ничем не убить его, но лишь в некрещенных да богохульцах жить может. Окрести его, грехи его смоются и он тело оставит. А крестным я стану.
— Но…
— Знаю, что сволочь я и безбожник, и чистоту положенную не блюду. Но не на мужиков же сваливать эту тяжесть, нежить проклятую крестить, — резонно заметил он на невысказанное хотя и очевидно напрашивавшееся возражение священника. Тот согласно кивнул и принялся вытаскивать из собственно объемной сумы разные предметы: кадило, мех с водой, знать, освященной, кропило.
Тем временем упорный мяцкай снова начал подниматься. Нога его еще недавно совсем почти оторванная, основательно подзатянулась, а кусок мяса, выбранный медвежьей пулей, заменился все той-то "плесенью". Охотники были заняты, споро мастеря рогатины, а потому зарядить ружья былл некому. Архип тихонько выругался и перехватил поудобнее топор. Подкравшись к неуклюже елозившей на земле мерзости, руками та так и не пользовалась, а одна нога все еще не вернула нормальную способность действовать, и увернувшись от угрожающе клацнувшей пасти, Архип подловил удобный момент и ловко перерубил подраненную ногу, оторвав ее вконец. Этим, как он знал, удасться выиграть немного времени. Ни охотники, ни священник даже не прервали своих занятий, лишь охотничьи топоры застучали с еще большим
