– Я промолчу, – буркнул Семен и отвернулся к дороге. Остаток пути мы промолчали. – Ни говори мне больше никогда о нем.
Когда Семен припарковался у ворот дома бабули, уже светало. Больше всего на свете я боялась, что она не спит. Утром я собиралась рассказать ей легенду, как упала со ступенек в клубе и отравилась пирожками, но если она заметит меня в порванной грязной одежде, то уже не поверит в эту чушь.
– Я сама! – взмолилась, когда мужчина снова взял меня на руки и, не слушая мольбу, понес в дом. – Прошу тебя, а если бабушка увидит?
Он молчал, не реагируя на мои просьбы. А я взглядом рыскала по окнам, надеясь не увидеть в них бабулю. В который раз мне привиделась ее тень, аккуратно выглядывая из-за занавески… Внутри все похолодело! Но когда Семен зашел внутрь, никто не вышел нам навстречу, в доме стояла гробовая тишина.
«Спит, – облегченно вздохнула я, когда, проходя мимо спальни бабули, увидела ее скрученное на постели тело. – И слава богу!».
– Теперь ты можешь идти, – мужчина положил меня на постель и завис сверху коршуном. Глядя в его распахнутые глаза, я боялась лишний раз вздохнуть. – Ну, слышишь? А если бабушка проснется и застанет тебя в моей спальне?
Он косо усмехнулся, в его глазах заплясали хитрые черти:
– И, что будет? Заставит жениться?
– А, – я растерялась, глаза забегали в разные стороны, – если и так!
– Значит, – он легко пожал плечами, будто даже не задумываясь, – поженимся.
Я захлебнулась воздухом. От возмущения? От шока? От неожиданности? Не знаю… «Он блефует. Расслабься. Выводит тебя на эмоции!», – поняла и немного успокоилась. Как минимум до того, как его рука упала на мою щеку и нежно провела костяшками по едва заметному порезу, оставленному жесткой травой. Так осторожно, будто это фарфор…
Семен нахмурился, его черные глаза окрасили боль и бессилие. Скрепя душой, он прошептал:
– Пообещай, что больше не пойдешь туда.
Куда «туда» я не спрашивала. Прекрасно знала, что речь идет о домике Максима. Но я не винила его в случившемся так яростно, как Семен. И все же считала, что нам СТОИТ выяснить отношения.
– Не могу, – не скрывая чувства вины, я скривилась. После того, что сделал для меня Семен, мне было тяжело делать ему больно.
Он разозлился, сжимая челюсти, и захрустел зубами. Сведя брови на переносице, играя желваками, плавно спустил ладонь к шее и верхней части блузы. Скользнул шершавыми пальцами по затяжкам шифоновой ткани, вызывая легкую дрожь. Он вспоминал то, что не мог поменять, и испытывал боль. И я вместе с ним.
– Почему?.. – то ли у меня, то ли у себя спросил он, но я не ответила, сама точно не зная ответ. Люди часто делают то, чего не могут объяснить. На все веление сердца.
Черный взгляд сфокусировался на моих губах. Завороженный, вдохновленный. Казалось, мир вокруг Семена перестал существовать. Он потянулся… Я резко отвернулась. Он понял, выровнялся и тихо ушел.
Поспать мне удалось всего пару часов. Переодевшись в кофту с длинными рукавами и джинсы, я мелкими перебежками доковыляла к домику Макса. Что-то внутри меня изводилось, требовало увидеть его здесь и сейчас, словно это вопрос жизни и смерти!
Мягко открыв дверь, я боялась его разбудить скрипом двери, но все прошло гладко. Только вот в полутьме не заметила, как наступила на что-то шуршащее. Пригляделась и потеряла дар речи. В горле застрял камень. Это было платье Оли. А дальше ее лиф, трусики и мужская одежда… Виновники событий лежали абсолютно голые на простынях. Мокрые, измотанные, а на полу в углу избушки валялось три использованных презерватива.
Меня снова начало мутить. Вырвавшись наружу, я пыталась опустошить желудок, только вот было нечем. Горечь душила, боль разрывала на части! Я умирала заживо! Моя первая влюбленность закончилась трагически, как в каких-то драмах. Разбитое сердце, потерянный смысл жизни и чувство полной никчёмности.
Я вышла за ворота дома Оли опустошенная, без слез и чувств. Как пустой бокал, треснутый и без ножки.
Семен стоял там со сложенными на груди руками и каменной миной. Словно точно знал, что я именно там увидела. Искал на моем лице… Что именно? Слезы? Желание смерти? Повыдергивать Оли все косы? Устроить истерику? Но ничего не было, и, кажется, его это напугало еще больше.
Только он промолчал на эту тему. Просто взял меня на руки и понес к дому бабушки:
– Тебе ведь сказали, не напрягать ногу, Катюш.
«Ногу… – с тоской подумала я. – Нога больше не болела. Болело лишь все остальное».
Глава 7
Острые солнечные лучи дерзко кусали светлую кожу, пока мягкий прохладный ветерок ее заботливо остужал. Сидя на шезлонге, я спокойно читала роман, смысл которого улетучивался из головы по ходу сюжета. Это был будний день, обед, людей на пляже практически не было. Мне почти удалось вернуться в те спокойные безоблачные дни, когда Мариновка еще не превратилась в курорт, а моя жизнь
