помолчал, потом добавил:
— Да, товарыщ Брэжнев, я вижу ты парень смелый и с головой. В таком возрасте думаешь о государственных делах! Это харашо.
У меня отлегло от сердца. Кажется, я его заинтересовал.
— Товарищ Сталин, — сказал я, осмелев. — Разрешите мне иногда писать вам. О положении на местах, о своих соображениях. У меня часто бывают хорошие мысли.
Сталин усмехнулся в усы.
— Хорошо, пыши. Только коротко и по существу. А чтобы письма твои уж точно дошли, — он написал несколько слов на бланке, — вот тебе адрес. Посылай сюда, на мое имя.
Он протянул мне листок. Это была победа! У меня появился прямой канал связи с самим Сталиным!
— Спасибо, товарищ Сталин! — Я вскочил.
— Иди, работай, таварищ Брежнев, — сказал он. — Отправлайся в свое Камэнское. И помни: партия тебе доверяет. Оправдай это довэрие!
Он открыл дверь купе. Тотчас перед ним с готовностью вытянулся молодой военный.
— Отправьте товарища Брэжнева обратно в Камэнское. Позаботьтесь чтобы он добрался в целости. И…вэрните наградноэ оружие. Тем более что патронов в нэм все равно нет… — и он пожал мне руку на прощание.
— Мне бы в Екатеринослав, — заметил я, — я там с нашей представительницей наробраза детей набираю в «пионеры».
— Харашо, значит, даставим в Екатеринослав.
* * *
— Что малчитэ, Леонид? — вырвал меня из воспоминаний голос Сталина.
Я снова был в его кабинете, вызванный телеграммой по поводу моего письма о перегибах украинизации.
— Да тоже вспомнил, товарищ Сталин, нашу первую встречу. Вот только она не на перроне была, а в вашем вагоне.
— Пахвальная память. Можэт, и первое свое пысьмо помнитэ?
— А как же, — кивнул я, снова погружаясь в воспоминания.
* * *
Я вышел из штабного вагона, как во сне, почти не чуя под собой ног. В ушах шумело, перед глазами все плыло. Но на душе было легко, светло и радостно. Я сделал это! Я поговорил с человеком, что в ближайшие тридцать лет будет руководить огромным Советским Союзом… И он меня не только выслушал, но и, кажется, услышал! А в кармане у меня лежал драгоценный листок с адресом Секретариата ЦК РКП (б), куда я теперь мог отправлять письма для самого товарища Сталина… Это было почти невероятно.
Молодой военспец с холодными, ничего не выражающими глазами, тот самый, что так сурово допрашивал меня и проверял документы, теперь смотрел на меня совсем по-другому. В его взгляде читалось нескрываемое удивление и даже какая-то доля уважения. Видимо, сам факт того, что товарищ Сталин уделил мне, никому не известному пареньку некоторую часть своего внимания, произвел на него сильное впечатление.
— Товарищ Брежнев, — произнес он уже не казенным, а почти человеческим голосом. — Товарищ Сталин приказал позаботиться о вашем возвращении в Екатеринослав. Сейчас я провожу вас на станцию, найдем подходящий эшелон.
Он коротко переговорил с кем-то по телефону, затем кивнул мне:
— Пойдемте. Есть один воинский эшелон, возвращается с фронта, как раз проходит через Синельниково и делает остановку в Екатеринославе для доставки раненых. Я договорюсь, чтобы вас взяли.
Мы вышли на перрон. Суета и шум здесь не утихали даже глубокой ночью. Помощник Сталина уверенно провел меня мимо часовых, мимо костров, у которых грелись красноармейцы, к одному из длинных, темных составов, стоявших на запасных путях. У теплушки, из которой доносились приглушенные голоса и запах махорки, стоял заспанный, недовольный начальник поезда — пожилой железнодорожник в видавшей виды форме.
— Товарищ начальник поезда, — властно обратился к нему мой сопровождающий. — Вот этого молодого человека, — он указал на меня, — необходимо доставить в Екатеринослав. Это приказ члена Реввоенсовета фронта, товарища Сталина. Обеспечьте ему место в вагоне и все необходимое. Понятно?
Начальник поезда, услышав слово «Реввоенсовет», устало кивнул.
— Так точно, товарищ командир! Будет исполнено в лучшем виде! — пообещал он. — Найдем товарищу самое лучшее место! Пойдем, парень! — махнул он мне рукой, и мы направились к ближайшему эшелону.
Он тут же распахнул дверь теплушки и что-то рявкнул дремавшим внутри красноармейцам. Те зашевелились, освобождая мне место на жестких, дощатых нарах.
Сопровождавший меня командир на прощание крепко пожал мою руку.
— Счастливого пути, товарищ Брежнев. И… удачи вам в ваших начинаниях. Товарищ Сталин очень ценит таких, как вы. Молодых, горячих, а главное — с головой!
Я поблагодарил его и полез в душное, насквозь прокуренное нутро теплушки. Поезд вскоре дернулся, заскрипел, и медленно, набирая ход, пополз на север, навстречу новой, еще неведомой мне, но наверняка удивительной жизни.
* * *
Обратный путь в Екатеринослав в теплушке воинского эшелона, возвращавшегося с фронта и проходившего через Синельниково, показался мне на удивление коротким и легким. Я ехал вместе с легкоранеными, отправленными с фронта в тыловые госпиталя. Я сидел на жестких нарах, среди перебинтованных, пахнущих карболкой красноармейцев, и раздумывал о том, как странно все-таки мое новое, молодое тело реагирует на сильные эмоции и стрессы. Вот я: умственно — вполне взрослый, опытный, и даже циничный человек из будущего. Но тринадцатилетнее тело Лёньки Брежнева, судя по всему, все-таки вносит существенные коррективы в мое поведение. Иногда я сам изумляюсь, насколько инфантильными, почти детскими, выглядят со стороны мои действия, слова, порывы… Находясь в своем собственном, 34-летнем теле, разве полез бы я под поезд? Да ни за что на свете! Вообще, в «своем времени» я был гораздо более сдержан, более холоден, более расчетлив. Видимо, не только мой разум управляет этим телом Леньки Брежнева, но и, в какой-то, может быть, даже значительной степени, наоборот — молодое, горячее, еще не остывшее от детских игр тело влияет на мой разум, на мои эмоции. Хорошо это или плохо? Кто знает… Время покажет. А пока — нужно было возвращаться в Каменское, к «пионерам», да и к другим, более ответственным делам. И писать письма. Письма товарищу Сталину.
Глава 7
С тех самых пор началась новая пора моей жизни. Прежде всего, нам действительно выделили два десятка разновозрастных беспризорников, всех до одного стриженных «под ноль» — так в стране боролись с тифом. Одетые в одинаковую казенную одежду, худые, с испуганными или злыми, волчьими глазами, они поначалу дичились и нас: «администрацию», и беспризорников — старожилов. Но потом, видя наше доброжелательное отношение, немного оттаяли, начали знакомиться с прежними обитателями коммуны, переговариваться, смеяться. Первой задачей для
