что люди, уходя, оставляют за собой эхо. Нельзя же бросить камень в воду так, чтобы от него рябь по поверхности не пошла, верно? Так и люди оставляют после себя след, а я… просто могу его улавливать, вот и всё.
Я часто думаю, что Скелет это тоже может – улавливать рябь на воде, оставленные кем-то следы. Ведь у собак чутьё гораздо острее, чем у человека, правда же?
Оливер снова поёжился, но на этот раз не от неловкости, а просто потому что замёрз. И то сказать, одет-то он был совсем не по погоде, я гораздо лучше утеплилась, чем он.
– А вам… бывает грустно? Ну, от того, что люди, которых вы слышите… ушли? – спросил Оливер.
– Конечно, а как же иначе, – тихо улыбнулась я ему в ответ. – Бывает. Но это же часть круговорота жизни. Смотри! – Я схватила Оливера за рукав и вытащила его назад, на улицу, под небо, окрашенное оранжевыми красками заката. Оливер прикрыл ладонью глаза от яркого света, а я продолжила, обводя вокруг себя руками: – Вот! Когда я впервые начала понимать, что такое смерть, когда начала бояться её и плакать, думая о неизбежности моего собственного конца, папа привёл меня сюда, на это самое место, и сказал мне: «Смотри, Вайолет. Осень наступила, солнце садится, листья с деревьев опадают, одни цветки уже совсем завяли, другие головки свои опустили. Тебе жалко этих листьев, цветочков? Ты плачешь по ним?» Я пососала, как всегда любила это делать, свой большой палец, подумала и отрицательно покачала головой. «А почему ты их не оплакиваешь?» – спросил папа.
Я повернулась, затворила дверь склепа, заперла её и спрятала ключ на его обычное место, под платье.
– Так вот, я ещё подумала и ответила папе: «Не оплакиваю их, потому что появятся новые». И тогда папа сказал, что я умница и всё совершенно правильно понимаю. Утром снова взойдёт солнце, а когда придёт весна, на деревьях новые листья вырастут и новые цветочки распустятся.
– Когда придёт весна… – тихо повторил Оливер.
Я вновь улыбнулась, отряхивая с моих ботинок прилипшую к ним мокрую землю.
– Неважно, какой длинной, тёмной и холодной выдастся зима, весна всё равно придёт, вот что главное. А осень… Осень тоже необходима, ведь без неё новая жизнь не сможет появиться. Так сказал мне тогда папа. А ещё он добавил, что когда приходит осень, наступает пора сгребать опавшие листья, и мы здесь как раз для этого.
Какое-то время мы молча смотрели на кладбище, залитое неяркими оранжевыми и розовыми лучами заката.
– Он очень умён, ваш отец, – сказал наконец Оливер.
– Это точно, – согласилась я и добавила, выдохнув в морозный вечерний воздух туманное облачко изо рта: – Пойдём. Пора возвращаться, а то они без нас весь пирог съедят.
Глава 11
А на следующий день до меня впервые дошёл слух о том, что совершено убийство.
Когда я проснулась, по дому уже раздавались папины шаги. Он ходил из комнаты в комнату и спрашивал маму, не видела ли она его шляпу. Сегодня с утра папа должен был хоронить кого-то, а делать это без чёрной шляпы на голове – сами понимаете…
Покашливая, по коридору мимо моей двери ходил взад и вперёд Оливер – дожидался папу. В щели под дверью я видела движущиеся тени его неуклюжих грубых башмаков.
Я рассчитывала по возможности тоже принять участие в похоронах. Или хотя бы под их предлогом получить шанс улизнуть из дома и попытаться узнать что-нибудь полезное для нашего расследования. Пришла мама, помогла мне влезть в корсет и чёрное платье, но я знала, что траурный цвет платья тут ни при чём и она собирается загрузить меня какой-нибудь работой по дому. Или ожидает, что я просто чинно посижу дома до конца похорон. Умей мама читать мои мысли, она, я думаю, прибила бы меня на месте. «Ну и пусть, ну и ладно, – тоскливо подумала я. – По крайней мере, мне приличные похороны будут обеспечены. По знакомству, так сказать».
Когда мама спустилась вниз, на кухню, я притаилась возле своей двери и стала внимательно прислушиваться к шагам папы и Оливера. Они походили ещё немного по коридору, а затем торопливо направились к лестнице – судя по всему, собирались проверить, готов ли катафалк, лошади и всё, что ещё положено для того, чтобы проводить покойника в последний путь. Выждав ещё немного, я вместе с неразлучным моим приятелем, Скелетом, тоже спустилась вниз – посмотреть, не удастся ли и мне пристроиться следом за нашими мужчинами. Я пришпилила к голове шляпку, чтобы её не сдуло ветром, сняла с вешалки плащ и прошла через нашу контору, но, едва открыв ведущую на улицу дверь, услышала нечто такое, что заставило меня замереть на месте.
– Убийца! – ахнула стоявшая буквально в паре метров от меня хорошо одетая леди.
Скелет навострил уши. Наверное, будь я тоже, как он, борзой собакой, и мои уши вскинулись бы вверх. Мне даже показалось, что само время затормозило свой бег и сделалось вязким, словно мёд.
– О да, – подхватила стоявшая рядом с первой леди вторая дама, прикрывавшая лицо чёрным кружевным веером. – Ужасно, не правда ли?
Не выдержав, я ринулась прямо к ним и спросила, сгорая от нетерпения:
– Прошу прощения! А кого убили, не скажете?
Мои надежды получить ответ не оправдались: обе леди окинули меня презрительным взглядом и поспешили прочь, направляясь к кладбищенским воротам.
– Фи, – фыркнула я, обращаясь к Скелету. Он наморщил нос и громко зевнул. – Ты абсолютно прав, – заверила я его. – Но нам нужно разузнать, что к чему. Быть может, сегодняшние похороны каким-то образом связаны с тем, что случилось с Оливером и теми, другими.
Скелет коротко пролаял и потрусил вперёд, а я поспешила вслед за ним, совершенно забыв на время об осторожности, которую должна была соблюдать.
Впрочем, шансов связать сегодняшние похороны с нашим расследованием было немного, так как, насколько мне было известно, сейчас должны были хоронить некоего мистера Уолкотта с Рэтборн-стрит. При жизни он был такси… таксидермистом. Чучельником, если по-простому. Об этом рассказал мне вчера мой папа, но при этом он, мне кажется, недооценил популярности, которой пользовался мистер Уолкотт у наших горожан. Проводить его в последний путь собралась внушительная толпа, расступавшаяся, впрочем, перед нами со Скелетом. Ничего удивительного, так случается практически всегда, когда ты появляешься в сопровождении огромного чёрного грейхаунда.
Одетые в чёрное люди, пришедшие попрощаться с чучельником, запрудили все тротуары. В
