уезжаешь?
– Да.
– Куда?
– Покататься.
Она хмуро смотрит на меня. Мы обе знаем, что это звучит не очень правдоподобно, так что я добавляю:
– Я хочу пройтись по магазинам. В холодильнике есть куча еды на обед. Ты же справишься тут без меня, правда?
– Конечно, – говорит она, кусая ногти. – Эви берешь с собой?
– Да. Конечно.
– Хочешь, я поеду с вами?
– Тебе будет скучно, Хлоя. К тому же мне нужно съездить в местный совет. Мне назначено.
– А что такое?
Я теряюсь, но только на секунду.
– Это по поводу дома. Хочу установить французские двери, которые выходят в патио. – И это правда, я действительно это обдумывала. Только не в последнее время. – Меня может не быть довольно долго.
– Так почему тебе не оставить Эви со мной? Так будет гораздо проще. Я присмотрю за ней, пока ты гуляешь по магазинам, сидишь в совете и тому подобное.
– Может, в следующий раз, – говорю я с натянутой улыбкой.
Хлоя разворачивается на каблуках и шагает наверх, не сказав больше ни слова.
Глава 17
Я нахожу именно то, что искала: маленькие, неприметные беспроводные камеры на батарейках. Они белые, квадратные, их легко настроить и спрятать. В магазине таких осталось пять, и я покупаю все.
По пути домой останавливаюсь в деревне, чтобы купить продуктов на ужин. Мне хочется сделать для Ричарда что-то особенное, чтобы реабилитироваться после вчерашнего. Я знаю, что ему нравится мой киш с бататом, фетой и карамелизированным луком, так что выбираю его.
Паркуюсь напротив супермаркета, и только когда выхожу из машины, замечаю Хлою. Она стоит у мясного магазина, прислонившись спиной к кирпичной стене, и курит. Рядом с ней, у фонарного столба, я вижу Роксану. Они одновременно поворачиваются ко мне, и я слегка машу рукой, но никто из них не поднимает свою ладонь в ответ. Они меня как будто не видят. Хлоя бросает сигарету на тротуар и тушит ее носком ботинка, а затем они вместе уходят в противоположном направлении. Что это вообще было? Они меня не видели? Но как? Они смотрели прямо на меня, и им известно, как выглядит моя машина. Может, Хлоя испугалась, что я попрошу ее помочь с покупками?
Усаживаю Эви в коляску и иду в продуктовый. Вернувшись домой, замечаю, что велосипеда нет на том месте, где я его оставила. Это объясняет, как Хлоя добралась до деревни.
Я отношу Эви наверх и укладываю ее вздремнуть. Сегодня она веселая и очень милая, и при взгляде на нее я не могу не улыбнуться. У Эви не было такого хорошего настроения уже несколько дней. Может, нужно чаще с ней выезжать. А еще попрошу Ричарда разрешить ей поспать в нашей комнате. Он поворчит, но согласится, я это точно знаю. Даже не будет особо упираться.
Проходя мимо двери Хлои, на секунду останавливаюсь. В кои-то веки я дома одна, и мне до смерти хочется заглянуть внутрь. Конечно, если она вернется и меня здесь обнаружит, то все расскажет Ричарду, и тогда ее уже будет не угомонить. Но я могу все сделать быстро. Хотя есть вариант получше. Внизу у стиральной машины до сих пор лежит ее одежда, которую я попросила забрать, но она этого так и не сделала. Бегу вниз, аккуратно складываю вещи и отношу к ней. В конце концов, если она относится ко мне как к домработнице, то не станет выступать. Я просто скажу, что это включено в услуги.
Встаю перед дверью и дважды стучусь на тот случай, если она успела вернуться, но мы не пересеклись. Никто не отвечает. Я осторожно толкаю дверь, и у меня челюсть падает. Не могу поверить своим глазам. В комнате творится полный хаос. Кровать не просто не застелена. Впечатление такое, что она собрала все белье, скатала в огромный неряшливый ком и сбросила вниз с огромной высоты. Одежда разбросана. Чемоданы до сих пор валяются на полу, а их содержимое раскидано. На комоде – горы косметики. Букет подснежников, который я ей поставила, безнадежно и окончательно засох. Я тихонько прохожу внутрь, кладу стопку одежды на единственный не заваленный тряпками угол кровати и осматриваюсь. Мой взгляд останавливается на открытом чемодане на полу. Я аккуратно перебираю содержимое: вряд ли она заметит, что что-то не на своем месте, потому что сейчас ничто не на своем месте.
Тут я натыкаюсь на что-то гладкое. Хватаюсь за краешек. Это фотография младенца; он лежит на животе и с улыбкой глядит в камеру. Фото помято и истрепано по краям. Оно выглядит старым, хотя непонятно насколько.
– Какого хрена ты делаешь в моей комнате?
Я все еще, сгорбившись, сижу на полу и пытаюсь запихать фотографию обратно, но ее рука выныривает откуда-то из-за моей спины, и в следующий момент Хлоя уже выхватывает у меня снимок.
– Как ты смеешь трогать мои вещи?
– Извини, – говорю я, поднимаясь и отряхивая колени. – Я пришла занести твою чистую одежду. Вот, – показываю на край кровати.
Хлоя приподнимает подбородок.
– Так что ты забыла в моих вещах?
– Я увидела краешек фото. Мне просто захотелось посмотреть.
– Скорее тебе просто захотелось сунуть нос не в свое дело.
Пытаюсь улыбнуться.
– Ладно, ты меня поймала. Кто это?
Она складывает руки на груди.
– Это я.
– Да? Как мило. Ты всегда возишь с собой свои детские фотографии?
На секунду она задумывается.
– Хотела сравнить, похожа ли Эви на меня в детстве.
Я вопросительно смотрю на нее.
– Правда?
– Да, ну и? Что тут такого?
– Ничего. Можно я еще раз взгляну?
– Нет. Нельзя. Ты правда сказала папе, что я должна уехать?
– Что? Нет!
– Сказала же, ну?
– Тебе не надо никуда уезжать. Можешь оставаться сколько хочешь.
– Я не об этом спрашиваю. Знаю, что могу оставаться сколько хочу. Мой отец купил этот дом, помнишь? Так ты говорила или не говорила ему, что не хочешь меня больше здесь видеть?
Я вздыхаю.
– Нет. Не говорила. Но…
– Что «но»?
– Но я думаю, будет лучше, если мы найдем кого-то другого, чтобы присматривать за Эви. И да, об этом я с твоим отцом разговаривала.
– Почему?
– Ну, во-первых, потому что ты исчезла, когда была мне нужна.
– Но это ты все перепутала.
– Да ладно, Хлоя. Тут только ты и я. Мы обе знаем, что ничего я не перепутала.
Она, прищурившись, смотрит на меня и постукивает себя по подбородку указательным пальцем.
– А знаешь, что я думаю? – Хлоя тычет в меня пальцем. – Может, это тебе стоит уехать? И забрать своего ребенка с собой.
Я настолько шокирована ее прямолинейностью, что на секунду теряю дар речи.
– Что, прости?
– Может, тебе нужно переехать? – Она вскидывает бровь. – Или нет, но, знаешь, мне тут нравится. Я останусь здесь. Навсегда. Это мой дом. – Хлоя опускает взгляд на свою детскую фотографию. – Ты никогда от меня не избавишься. Как тебе такое?
– Ну…
– Вот именно. Подумай как следует. Только этого я и прошу.
– Подумать о чем?
– О переезде.
Я негодующе фыркаю.
– Я живу здесь, Хлоя. И никуда не уеду. – Я убираю выбившиеся пряди волос с лица, в другую руку беру пустую корзину для белья и направляюсь к двери.
– Скажи папе, что ты передумала и не против, чтобы я сидела с Эви, ладно?
– Этот вопрос мы решим с твоим отцом.
– Подожди.
Хлоя достает телефон и начинает быстро водить пальцами по экрану. Найдя то, что нужно, она сует телефон мне под нос. Я отшатываюсь и присматриваюсь.
– Что это?
– А на что похоже?
У меня внутри все сжимается. Это моя фотография, явно сделанная на улице. Я в солнечных очках, волосы треплет ветер. А еще я целую в щеку Саймона, улыбающегося в камеру.
– Что это такое?
Я никогда не целовала Саймона в щеку, да и в любую другую часть тела, раз уж на то пошло. Понятия не имею, откуда могло взяться это фото. Но потом меня осеняет. Моя половина сделана в прошлом году, во время нашего с Ричардом отпуска в Бретани, еще до рождения Эви. Но Саймона с нами не было. Но том фото, настоящем и без Саймона, я целую в щеку Ричарда.
– Я не понимаю.
Она убирает телефон.
– Просто посидела немного в «Фотошопе». Нашла вашу фотку в папином телефоне. Кстати, оригинал я удалила, так что сравнить не удастся. А фотография Саймона – вчерашняя. И вот что тут можно сделать: ты говоришь папе, что передумала, а я остаюсь и присматриваю
