На глазах выступили слёзы от боли. Сердце барабанило в рёбра, выгоняя из лёгких дыхание.
«Сторожиха, что ли⁈ — клацнул зубами он, и на лбу выступил пот. — Припозднившихся посетителей выгоняет⁈»
Фонарик камеры светил вбок, говорившую толком было не видно. Но она оказалась низенькой и широкоплечей. Стояла, опершись на оградку.
— Я… тут… это… бабушку проведываю… Днём занят… — промямлил Пашка садясь. — Испугали! — И он потянулся к телефону, чтобы развернуть сторожиху заниматься своими делами.
— Это не твоя бабушка, — послышалось от фигуры. — Думай, прежде чем присваивать чужих мертвецов. Думай стократно, прежде чем спасать обречённых.
Пашка навёл на сдвинутую сторожиху камеру, и все волосы на его теле встали дыбом. Стартовое инфо было непривычно коротким, но главной жутью оказалось то, что там написано:
'Агния Ауэзовна Айвазовская.
Соединение отсутствует. Поиск удалённого сервера…'
Пашка медленно-медленно поднял взгляд от крутящейся эмблемы в виде планеты около поиска сервера на фигуру, нависшую за оградой.
Вечер был тёплый, но младший Соколов как-то разом испытал глубинный, от самого нутра идущий озноб. В горле совсем пересохло.
Бред, ведь он и пришёл сюда, чтобы поговорить с бабкой Айвазовской! Но, блин, во сне! Это же совершенно другое! Какого…
— Помню страх, — произнесла фигура умершей с полвека назад женщины, — при жизни он бьёт фонтаном, дрожит, сотрясая всё вокруг. Потом страх становится глухим и тяжёлым. Уже непосильным.
— Ты… вы… как… — Больше всего хотелось вскочить и нестись прочь, не разбирая пути, но ноги отказывались повиноваться.
— А ты бы вообще приглядывался получше теперь. — Фигура старухи подалась вперёд и ирреально просочилась сквозь ограду, словно влезла в текстуры в компьютерной стрелялке с херовой графикой. — Уж не всё, что ты способен узреть, относится только к этому миру. Ведь ты, Павлуша, — бес. Учитывать нужно.
На ней был зелёный, похожий на засаленный халат бабки Лиды, сарафанчик с короткими рукавами, застёгнутый на все пуговки под горло. Юбка обнажала совершенно натуральные старушечьи ноги с синими венками, обутые в плоские сандалики. Седые короткие волосы лежали мочалкой на морщинистом лице.
Всё это Пашка рассмотрел, когда кладбищенская небыль ступила в направленный луч света включённой вспышки от камеры телефона. Его он всё ещё сжимал в холодеющей от ужаса руке.
Подсвеченная спереди, призрачная старуха казалась особенно страшной.
— Я не призрак, я бесовка, — проговорила она, словно могла читать мысли. Или могла?
Пашка мученически икнул.
— Бес всегда чует, когда с его могилы землю берут, — продолжала бабулька с того света. — Это давний способ общения живущих с потусторонними силами. Обычно, правда, бес сам направляет своего клиента на могилу за землицей, чтобы проще было связь держать. Но если кто своим умом сподобился, всякий раз чувствует. Потому и является на разговор. Я и в тот раз тут была, когда ты приходил. Ты только меня не видел.
Пашка сглотнул. Внутри всё дрожало, словно органы вибрировали, и оттого загудело в ушах.
— У тебя ко мне дело какое? — подсказала старуха, выждав с полминуты и задумчиво наблюдая, как стремительно намокает на собеседнике футболка.
Он медленно и как-то обречённо кивнул.
Мёртвая с середины прошлого века бабулька ждала.
— Что… что там будет? — сглотнув, осмелился наконец Пашка. В теории ничего жуткого в старушке не было, о том, что с ней надо говорить, он знал и шёл сюда, так-то, за этим. Хотя лучше было ей не того через железные оградки. С мысли сбивало. — В Аду? — пояснил младший Соколов на всякий случай. — Там жгут огнём? Варят в кипятке?
— Ты куришь? — вдруг спросила Агния.
Пашка вытаращил глаза и кивнул. К курильщикам что, особое отношение⁈ Есть дополнительный грех курения⁈
— Зажигалка найдётся?
Пашка совершенно растерянно отставил телефон вбок, на чужую могилку, и похлопал себя по карманам. Он всё ещё сидел на земле, и вытаскивать пластиковый прямоугольничек из штанов оказалось неудобно. Пришлось странно выгнуться, хотя и так сидеть у ног мёртвой бабки из Ада — то ещё удовольствие…
— Сделай пламя и держи, — попросила Агния.
Соколов-младший растерянно щёлкнул несколько раз колёсиком и протянул вверх руку.
Старуха нагнулась и опустила высушенную ладонь на огонёк. Пашка подался убрать зажигалку, но собеседница присела перед ним, устремляя руку за пламенем. Язычок дрожащего огня плясал под ладонью, в ней и над ней. Невольно Пашка поднял кулак выше, и его рука, совершенно ничего не испытав, прошла сквозь Агниено тело, будто она была голограммой.
— Душа не имеет формы. Она не может гореть, вариться или жариться. Все физические ощущения остаются позади. У нас есть только память о них.
— А в чём тогда наказание? — прошептал Пашка, гася и опуская зажигалку. Хотелось протереть глаза. А потом сбежать отсюда.
— В памяти. — Тонкие губы старухи искривились в странную гримасу.
— Не понял.
— Что же тут непонятного, Павлуша? Тела нет, жизнь прожита и уже никогда не вернётся. Второго шанса не будет. А память остаётся с тобой. Обо всём, что сделано и не сделано. Обо всём, что уже никогда не произойдёт. О том, что уже произошло и не может измениться. Попадая на небо, души переходят в новое состояние, оставляют земную жизнь в прошлом, соединяются с Творцом. А в Аду они пылают в огне собственной памяти вечно.
— И всё⁈
Мёртвая старуха горько усмехнулась, сложив в два веера кожу в уголках глаз.
— Всё, — подтвердила она с чем-то, очень уж отдающим сарказмом.
— А зачем вы… то есть как вы вообще… Вы же типа раскаялись. Как вы вообще стали бесом? — припомнил список своих вопросов Пашка.
— Продавшие когда-то душу и есть самые удачные бесы, Павлуша, — развела руками Айвазовская. — Те, кого правильно подобрали. Те, кто успевает раскаяться до смерти.
— Разве раскаявшийся может кому-то вредить? — поразился младший Соколов.
— А кто они, по твоему разумению, те, кто Каинами быть прекратили? — прищурилась мёртвая бабуля. — Нынче много с Андреем Витальевичем о том говорю, спасибо тебе за него и за надежду. Прямо философами стали…
— Ну… хорошие же… которые не врут, не убивают…
— И не ропщут, — закончила Агния Айвазовская. — Заслуженную кару принимают равно как и заслуженную благость. И всё разумеют заслуженным. Творец, Павлуша, людей в первую очередь желал видеть послушными. За ослушание выдворил он наших прародителей из Эдема. Проходить испытания на
