и царевне Софье Алексеевне, не вмешиваясь в большую политику.
Во время переворота 1689 года он находился в Смоленске, исправляя должность воеводы, и перед ним не стал роковой выбор.
Петр оценил его деловые качества и усердие. В 1710 году он получает графский титул, а в 1711-м, назначая доверенных людей в новообразованный Сенат, Петр называет графа Ивана Алексеевича «первым».
При всех своих достоинствах «первый сенатор» не считает зазорным покрывать грехи своего шурина.
Сыграет свою роль «первый сенатор» и в судьбе Феофана Прокоповича, вызванного Петром в 1716 году из Киева, – одной из центральных фигур нашего сюжета.
Алексей Нестеров – тоже одна из ключевых фигур, чья удивительная и страшная судьба дает представление о тупиковости пути, по которому Петр направил своих соратников.
Нестеров воспринимал долг фискала как императив. История с злоупотреблениями Савелова, несмотря на то что она задевала такую персону, как граф Мусин-Пушкин, была мелкой и проходной. Он замахивался на первых лиц государства. Незадолго до приведенного донесения о Савелове он сообщал Петру:
«Князю Якову Федоровичу Долгорукому даны волости в уезде Юрьева Польского с условием, чтобы доходы, прежде шедшие в казну, собирались в нее без умаленья; но в 1713 году Долгорукий, по согласию с казанским губернатором Апраксиным, сложил много сборов, а именно 4755 рублей, и приписал к себе землю, которой в именном указе не было означено. С 1704 года, кроме государева клею, нигде никому держать и продавать не велено; а он, Долгорукий, дал из Сената указ господину Рагузинскому, велено ему купить клею у других, кроме государева, 2000 пудов для продажи в отпуск за море, от чего государю убытка больше 10 000 рублей. Долгорукий не принял ружей, которые Стрежнев продавал по рублю 20 алтын, а принял у Строганова, который написал по 2 рубля за ружье, принял, не освидетельствовавши и не призвавши к торгу никого, и этим доставил Строганову прибыли 8420 рублей. Долгорукий подрядил иностранца ставить селитру дороже, чем предлагали русские; ставил наемщиков вместо своих крестьян в рекруты вопреки указу».
И далее Нестеров подробно рассказывает о разного рода махинациях двух князей – Григория Ивановича Волконского и Григория Федоровича Долгорукого, в результате чего в армию поступало меньше рекрутов, чем было намечено.
Вообще, как мы видим, значительная часть корыстных проделок относилась к сфере, которая была под особым контролем царя, – к комплектованию и снабжению армии. И это понятно: здесь ходили огромные деньги. Причем часто это плутовство поражает своей циничной наглостью. Так, тот же Нестеров обличил служащих Мундирной канцелярии, отвечавших за снабжение армии, в том, что они приняли и оплатили большую партию заведомо негодного обмундирования. В частности, при проверке оказалось, что из 8000 пар сапог годными оказались 152 (!) пары. Представление Нестерова не произвело ни малейшего впечатления на главу канцелярии М. А. Головина, который, безусловно, был в доле. А когда возмущенный Нестеров отправил материалы расследования в Сенат, господа сенаторы вернули эти материалы самому Головину.
Поскольку сами сенаторы отнюдь не брезговали более чем сомнительными делами, то и фискалов они терпеть не могли.
Петр, например, получал от фискалов жалобы такого рода: «А когда приходим в Сенат с доношениями, и от князей Якова Федоровича (Долгорукого) да от Григория Племянникова безо всякой нашей вины бывает к нам с непорядочным гордым гневом всякое немилосердие, еще ж с непотребными укоризны и поношением позорным, зачем нам, рабам твоим, к ним и входить опасно. Племянников называет нас уличными судьями, а князь Яков Федорович – антихристами и плутами».
Одним из жалобщиков был Нестеров. И вполне понятно, почему он вызывал у князя Якова Федоровича Долгорукого «гордый гнев».
Петр очень быстро понял, в каком положении находятся фискалы. В указе о земских фискалах было сказано: «И понеже земского фискала чин тяжел и ненавидим, того ради его царское величество всех земских фискалов, которые верность свою показывать будут, в своем милостивом защищении содержать изволит, и кто им бранью или побоями обиду учинит, на тех по сыску и по уложению управа и оборона учинена будет».
Прекрасно зная, как господа сенаторы, прежде кого бы то ни было обязанные блюсти государственный интерес, относятся к деятельности фискалов и вообще к попыткам контролировать аппарат, он надеялся урезонить и устрашить эту избранную публику.
Указ Сенату в Москву:
Господа Сенат,
понеже уведомлены мы, что вы по доносам фискальным ни единого главного дела не вершили, но все проманываете время до времени, забывая Бога и души свои, того ради сие последнее о сем пишу к вам, ежели пяти или шести дел главных, буде более не успеете, о которых вам будут фискалы доносить, до ноября первого числа не вершите и преступникам, которые для своих польз интерес государственный портят, не учините смертную казнь, не щадя никого в том, и ежели инако в том поступите, то вам сие будет.
Из Санкт Петербурха, в 2 д. июля 1713.
Можно себе представить, в какой ярости и отчаянии был Петр, если он угрожал смертной казнью тем, кого сам выбрал и над всеми возвысил.
Заставить сенаторов выполнять в полной мере свой долг царю не удавалось, несмотря ни на какие угрозы, и он усложнял аппарат контроля, а параллельно строил еще одну, никакими законами не предусмотренную структуру управления и развязывания наиболее болезненных ситуаций. Это были так называемые майорские канцелярии – специальные группы, во главе которых стояли майоры гвардии[53].
В конце 1715 года, в период внезапного и грозного обострения отношений с сыном-наследником, Петр издал красноречивый указ.
Указ в Сенат.
Объявляется Василей Зотов чином генерального ревизора, или надзирателя указов, дабы все исполнено было, и ежели кто не исполнит в такое время, кому возможно в то время исполнить, или указ точный имеет с сроком, на того объявлять в Сенате.
А оным немедленно штрафовать оных и то дело довершать.
Буде же в Сенате в том манить станут несколько или все, то на их Нам доносить.
Он должен иметь столик в той же избе, где Сенат сидит, и записывать указы и держать оным протокол, которым со всех указов сообщены копии за подписанием сенатора месячного даваны да будут.
Петр
В Питербурхе в 27 д. ноября 1715.
Ясно, что царь уже не надеялся на добрую волю и добросовестность своих сенаторов и в конце концов счел необходимым прямо в присутствии Сената посадить ревизора – «надзирателя указов», который бы визуально контролировал деятельность этого правительственного органа, долженствующего блюсти законность и справедливость и все действия сенаторов и исполнения указов протоколировать.
В конце 1714 года, получив
