Вокруг только любовь и доброта. Все обиды и упреки испарились, хозяева, гости, почтенные господа и почитатели – все вместе купаются в лучистых взглядах солнца, и никто не прогоняет никого с криками. Нет никакого противостояния: ни высоких, ни низких, ни твоего, ни моего, мода на обноски тоже мода, Нью-Йорк, Париж в фаворе как всегда, и все восторгаются: «Ах, какой чудесный праздник!». Все возбужденно переговариваются и раз за разом пытаются поднять Маму с кровати.
– Подними Маму!
– Эй, откуда ты берешь горчичное масло?
– Оно в Маминой комнате. Спроси у нее.
– Добавь мне в джин тростниковый сок!
– Дай Маме тоже.
– Она будет джин?
– Скажет, выпью, только если эта микстура натуральная, – давятся от смеха и хихикают.
– Мама согласится.
– Отдай нам хризантемы, когда уедешь отсюда.
– Он получит австралийский паспорт. Но вряд ли забудет нас. Звонит каждый день.
– Один заботится о своей матери, другой – о своей. (То есть Заморский сын Старшего и сам Старший).
Она тихо похрапывает. По-настоящему или притворяется – теперь никто не может понять. Кто-то пошел в комнату проведать и, застав ее спящей, на цыпочках вернулся обратно.
– Спит.
– Пусть спит.
– Да она все время спит!
– Не хочет ничего делать.
Старший волнуется о чековой книжке. Каждый раз, когда нужна Мамина подпись, приходится будить ее. Он вынужден просить Сида отнести сразу несколько чеков, чтобы она подписала. «Нужно разумно вложить деньги, иначе они просто сгниют в банке», – но все это абсолютно ее не тревожит. Ее вообще ничего не тревожит. В том-то и беда.
– Бедняжка.
– С тех пор, как Папа…
– Познакомь ее с голубоглазым.
– Нет-нет, оставьте ее.
– Скажи, что Максу здесь, и она встанет.
– Брось, называй кого угодно, она не встанет. Глубоко спит. Послушай, как храпит.
– Как будто свистит.
– Срочное объявление. Перед уходом, пожалуйста, заберите с собой по ростку алоэ.
– Отдай мне хризантемы, это будет лучше для моего здоровья.
– Закапай в ухо виски – вся грязь всплывет. – Кто-то уже напился.
– Маме закапали ушные капли?
– Ты обо всем заботишься. Мужчины считают, что это они. Разве он смог бы так без тебя?
– Я буду танцевать только при условии, что каждая леди станцует со мной по очереди.
– Это все будет продолжаться до утра?
– Скажи, Мадхусудан хочет увидеться, тогда встанет.
– Она не встанет, лежит и лежит.
– Дружище, твои джалеби – полный восторг, но сандалии еще круче.
– Из трав, безвредно.
– Сандалии? Из трав?
– Там живут в домах престарелых. Нас тоже это ждет.
– В баке с водой нашли мертвую обезьяну, с тех пор привозят Bisleri.
– Он пакистанец. И это точно не про травы.
– Ждет и хорошо, наши дети не будут о нас так заботиться.
Даже если кто-то один и захочет, второй будет сопротивляться.
– А ты вот так хорошо ухаживаешь за своей Матерью.
– Квартира на каком этаже?
Танцующие пары смеются.
– На втором? Куда поставите хризантемы? Балкон-то малюсенький.
– Лифта нет.
– Так как тетушка будет ходить? (То есть Мать Старшего.)
– Будет потихоньку подниматься, а вот хризантемы…
– Куда же еще ей пойти? Только с нами, мы в ответе за нее. (То есть за Мать Старшего.)
– Не все же слуги пойдут.
– Сами будем прислуживать, что уж.
– Ладно, другие родственники ведь тоже приходят, хоть какая-то помощь.
– Ага, чтобы подчистить всю еду в доме. Еще и друзей приводят. Когда приходят сюда, они часть семьи, а так – современные и свободные.
– Она и с постели-то не встает, с чего бы ей спускаться по лестнице? (О Матери Старшего.)
– Мой сын подарил ей такую красивую трость, но она отказывается. (Мать Старшего.)
Дверь молчит. Непоколебима, все видит и слышит. А спина развернулась спиной.
Трость лежит. Сид и сегодня показывал, какие трюки она исполняет. Но он не показал, что ее можно поднять и разложить в воздухе прямо, как будто это дерево. Но кто знает, какие идеи когда и откуда могут прийти?
23
Говорят, были времена, когда все было установлено поместим и не было никакого коловращения. Так говорят, верить или нет – решать тебе и мне. И каждый человек был укоренен в своей роли и точно знал, как с кем себя вести. Например, японец или японка точно знали, под каким углом нужно выполнять поклон и сколько мгновений еще так стоять после того, как некто исчез из виду за поворотом. Старший знал, что, перед тем как сказать, нужно только поднять глаза, чтобы младший ринулся с пылом выполнять приказания. Дерево знало, что, раз упала капля, пора дать вызреть фруктам, а потом сбросить их. И так далее.
Но теперь природа в смятении. Никто не знает, в какой момент появится капля. Не забудет ли она задержаться здесь, если придет? А если придет, моргнет и уснет или потом забудет моргнуть? Этого мы не знаем. Дерево будет стоять обманутое и размышлять, где ему вырастить фрукты, а обманутые птицы замрут в небе, не понимая, растает ли снег здесь или сейчас там уже будет сухо и куда им тогда лететь, так в замешательстве многие из них погибнут – пойдет ни снег, ни дождь, а начнется птицепад. Баклажан забудет о том, что он баклажан, и, если проткнуть его иглой, издаст крик и превратится в тыкву. Ладно баклажан, с него и так толку мало было, но все фрукты и овощи забудут свой вкус: банан покажется мукой, шпинат – кислотой. Даже горлянка скукожится и будет отдавать чем-то невнятно-ржавым, напоминая мусорную кучу. На что ни глянь, все утратит свои привычные свойства, и в этой неразберихе все окружающие впадут в еще большую растерянность, и будет уже не ясно, кто был раньше, курица или яйцо. А была ли когда-то связь между яйцом и курицей? А между курицей и петухом? И это еще ничего, но когда машина начинает гордиться своей машинной точностью, мол, мне не свойственна человеческая изменчивость – сегодня так, а завтра эдак – что я знаю, я знаю, и я не страдаю тягой к творчеству, заставляющей говорить то одно, то другое, и если даже с ее установками что-то пошло не так, то какую ловушку готовит нам судьба? Мобильный телефон скажет, что абонент вне зоны доступа сети, в следующий миг этот номер не существует, а через секунду ты уже дозвонился! Конечно, при таких обстоятельствах случилось то, что должно было: роли были похищены и растащены, а все отношения, связанные с ними, перепутаны и перевернуты. И как тогда дальше быть человеку, а зверю, а коре, смоле и мелюзге? Все потерялось среди нынешней демократии.
