к кружке с вином и снова понюхала светлую жидкость, — что закусывают эту роскошь не хлебом и колбасой.
— Там ещё есть шоколадка, сойдёт! — Змеёныш поставил бутылку на стол и медленно потянулся, — А жрать-то как хочется…
— Ей! — взглянув на него негодующе, Ева сгребла куски колбасы на тарелку и поставила перед носом Ильи. — Ты слопал в дороге двух жареных куриц, четыре багета и пачку сосисок! А уж чаю-то выхлебал сколько!
— Я растущий ещё организм! — он тут же сделал попытку стащить ароматную мякоть и получил по рукам. — И к слову сказать, ты на меня ни копеечки не потратила.
Что правда, то правда. И не поспоришь. Илюшенька Змеев обладал целым рядом талантов, но его восхитительное умение добывать деньги буквально из воздуха Еву действительно ошеломляло.
За эту зиму Змеёныш выгодно обменял всю старую рухлядь, стоявшую в их квартире на не новую, но добротную, прочную мебель. Поменял всю проводку, починил, наконец, унитаз, перекрасил все окна и двери. Дом приобрёл вид жилой и ухоженный. Умеет Илюша гнездиться…
Он подрабатывал по соседям электриком, сантехником, просто домашним психологом, постоянно выслушивая жалобы на беспросветную жизнь. Сокурсникам Змеев писал курсовики и дипломы, торговал даже собственными конспектами, давал платные консультации в мессах и по телефону.
Уже в феврале этот проныра открыл счета сразу в нескольких банках, играл осторожно на бирже и делал какие-то выгодные вложения… Деньги липли к нему, как репейники к валенкам.
И если вначале русалка вполне справедливо негодовала на старшего Змеев, бросившего сына без всяческой поддержки и денег, то теперь ей пришлось неохотно признать: здравый смысл в этом был. Настоящие Полозовичи никогда не останутся без гроша за душой. А Илюша — достойный наследник хвостатого племени.
— Чего ты затихла? — раздумья Евы прервал низкий голос Змеёныша. — Не пугай меня, килька.
— Думаю, не пора ли нам шерсть просушить.
Нам… Само у неё как-то вырвалось. Всю эту зиму Илья медленно и неукротимо вползал в мир русалки. Деликатно и осторожно, чутко и вовремя реагируя на все её сложные завихрения. Ева привыкла к нему. Как к новой кровати, сменившей скрипучий диван, как навесным шкафам и резным табуреткам. Вот уж действительно, — Полоз. Произошедшие с ней после Павловска сокрушительные перемены ничего не меняли. Поцелуй только всё усложнил.
— Поедим давай и займёмся, — Илья облизнулся, медленно оборачиваясь к окну.
Свет тусклой лампочки бросил тени на скулы, подчеркнул тяжесть выпуклого подбородка. Ева невольно залюбовалась губами Ильи, пухлыми, как у маленького ребёнка, и сама не заметила, как попалась в силок его взгляда. Пристального, внимательного. Понимающего.
— Заодно мне расскажешь про нить. Ты обещала, селёдка.
Да уж. Придётся рассказывать…
Сразу же по приезду, бросив Илью таскать вещи и разговаривать с дядей Славой-таксистом, Ева рванула в избу, с ходу открыла сундук, в котором бабка держала заветную шерсть и с облегчением там обнаружила её целый мешок.Потом живо сгоняла к колодцу, и спустя полчаса Илью встретил большой медный тазик с замоченной в нём тёмной шерстью.
Осталось её подготовить для заговора и в полночь… Даже страшно подумать. Что они будут делать, если снова у них ничего не получится? Под мерный стук колёс поезда, всю дорогу от Питера Ева зубрила сложный заговор на воде. Вампирские свечи, ведическая доска, мелок из запасов самой Инквизиции, Канинские артефакты. Вспомнить надо молитвы какие-нибудь. Или не надо? От нервного напряжения руки крупно тряслись.
— Эта история долгая. Жалко бабки здесь нет, она мастерица рассказывать сказки.
— Выпей! — тоном, не терпящим возражений, Илья приказал, ей протягивая свой гранёный стакан.
И она подчинилась.
15. Осторожно, двери закрываются
«Не хвались отъездом, хвались приездом». В. И. Даль Пословицы русского народа
Так. Теперь главное— ничего не забыть. Ева осмотрела расчищенную от длинных домотканых ковриков площадку на дощатом полу и нервно прищурилась.
— Странная живопись, —Змеев, мрачно ковырявшийся неподалёку в вещах, оглянулся, рассматривая её высокохудожественное творение, мелом расчерченное на полу.
— Это мой первый нормальный сигил! — девушка даже икнула от возмущения.— Я такую сложную комбинацию даже на экзамене не начертила.
— Похоже на дохлую утку с кошачьими лапками, —Илья потянулся за толстой тетрадкой с конспектом по геометрической магии и, найдя в нём нужный раздел, стал разглядывать вырезку из учебника, криво наклеенную на страницу.— Тут куда симпатичнее. Слушай, минога, а ты вообще рисовать-то умеешь?
Тут же к русалке вернулось желание больно огреть эту наглую морду чем-нибудь поувесистей.
— Только не говори мне, что в душе ты — Рембрандт, — фыркнула она, с трудом сдерживая раздражение.— Это больше похоже на геометрию. В магической графике важен каждый штрих. Нужно точное соответствие образцу. Никакой отсебятины.
— Я скорее Малевич, — Илья тяжко вздохнул. — Дай-ка мне мел. Держи свой конспект, залезай на кровать, будешь оттуда смотреть и меня контролировать.
Уговаривать не пришлось. Ей давно надоело сидеть на холодном полу и расписывать его мелом. Куда интересней командовать Змеевым.
—Кружок на конце сделай меньше! — Ева громко вопила, азартно подпрыгивая на пружинной кровати.— И угол у лапки прямой, куда она у тебя отвалилась?
Змеев терпел. С пола убрав аккуратно все меловые разводы и пыль, он молча стирал все помарки.
— Да! —Ева ещё раз подпрыгнула, взмахнув руками, как крыльями, и слетела с кровати.— Стой! Теперь ставлю свечи. Тащи скорей доску, не тормози.
Обиженно хмыкнув, Илья гибко встал и лёгким движением правой руки подхватил со стола тавлей — ведическую доску. Складная, резная, похожая чем-то на ту, что стояла в гостиной отцовского дома и служила для игр в древние нарды.
Ева быстро расставила чёрные свечи по углам ведовской пентаграммы, на миг отступила, рассматривая результат, и стремительно развернулась, собравшись сделать пару шагов в сторону двери. Нужно ещё переодеться, уединиться можно только в сенях.
В эту секунду Илья потянулся к столу, отодвигая тяжёлую табуретку, шагнул вперёд, и они неизбежно столкнулись. И лететь бы Еве на пол, неуклюже сшибая собой драгоценные свечи, стирая контуры таинственного сигила, с таким трудом нарисованного, да только Змеёныш поймал её на лету, при этом ударившись больно о стол.
— Ой! —оказавшись в объятиях Змеева, Ева вдруг растерялась, губу закусила и медленно покраснела. — Прости, я ужасно неловкая. Мне надо переодеться.
— Да… — Илья гулко сглотнул, осторожно её отпуская. — Собирайся здесь, я отвернусь. В сенях ещё холодно.— Он сразу же
