шла просторная помывочная, где на печи грелись котлы с водой, а в бочках стояла холодная. У стен стоймя ожидали своей очереди корыта куда, при желании можно было вместиться целиком. Так я и сделала. Натаскала воды и плюхнулась в длинную посудину. Долго лежала, отмокая и чувствуя, как оживает каждая клеточка моего тела. Потом тщательно промыла волосы и, наконец, отскреблась сама, изведя почти бочку воды. В дверь тихо поскреблись, и заглянула Селия:
– Дони, всё в порядке?
– Да, просто отлично. Подскажи, а одежду постирать здесь можно?
Что и говорить, после долгой дороги весь наряд попросту смердел.
– За кирш я сама вам всё постираю, – подскочила девчонка, глазки у неё заблестели.
– Эм-м-м, мне не во что переодеться.
– Могу предложить вам платье из нашего гардероба, на один день. Завтра вся одежда будет в порядке. За один кирш.
Вот ведь… любой каприз за ваши деньги, ухмыльнулась я про себя. Но отказываться было глупо, найти работу в таком виде нечего и мечтать.
Девчушка принесла мне простое платье на шнуровке спереди, нижняя рубаха и чистые панталоны при себе у меня, к счастью, имелись. Взглянув на мои сапоги, явно не по размеру, мелкая хохотушка опять хихикнула, прикрывшись ладошкой.
Уплатив ей два кирша, я, чистая и свежая, как весенняя роза, вышла из купальни в коридор, который шагами мерил Дин.
– Я думал, ты там спать легла. Что это на тебе? – Он оглядел мой новый наряд.
– Вот, продали на один день. Наша-то одежда вся грязная.
Менестрель с грустью окинул свой наряд, и я поняла, что у него просто не хватило денег. Сунула ему в руку пару монет и кликнула Селию из женской мыльни. Та споро притащила штаны и рубаху для Дина и, одевшись, мы прошли сразу в свою спальню.
Конопатая девица встретила нас на пороге, указала на стол:
– Ваш ужин.
– Постойте, – подхватила я её под локоток, – нам нужны разные комнаты.
– Вы не муж и жена? – Глаза злючки сощурились.
– Брат и сестра, – ответила я, задрав подбородок, – будьте любезны, отыщите нам ещё один номер.
Скользнув по нам колючим взглядом, девушка оценила, наверное, насколько мы похожи.
– Других нет, – призналась она, – но можем принести ширму.
– Тащите, чего уж, – не стала препираться я.
Ужин, дымящийся на столе, одним запахом заставил взбунтоваться пустой желудок, который напомнил, что с утра во рту и крошки не было.
Выпроводив девицу, мы уселись за стол и принялись за еду. Должна признать: готовили здесь вкусно. Нам подали варёные овощи, куриный суп, пару больших кусков белого хлеба и морс.
Пока мы ели, два дюжих парня занесли в комнату доски на ножках. Видимо, это и была ширма. Кровати, стоящие напротив друг друга у стен, таким образом, были хотя бы визуально закрыты от чужих взглядов. Дину я вроде, доверяла, только лишний раз лезть на рожон не хотелось.
Менестрель, закончив с ужином, сыто икнул и откинулся на спинку стула.
– Послушай, – подняла я тему, не дававшую мне покоя, – почему у меня в документах такая странная запись? Неужели всех крестьян записывают именно так? Как же имя матери и отца? Как отличить, допустим, одну Дору от другой, если они из одной деревни? Почему нет фамилий?
– Почему тебя так это заботит? – Дин лениво прикрыл глаза, – что с того? Так пишут всем незаконнорождённым. Правда, указывают имя матери. Но у тебя случай особый, тебя ж не какая-нибудь селянка нагуляла, а целая герцогиня.
– Ну, знаешь, – вспылила я, – а репутация? Думаешь, предел моих мечтаний – работа подмастерьем? Со временем и сама могу стать отличной портнихой.
Дин скептично хмыкнул:
– Деньги-то где возьмёшь?
– За меня не беспокойся, найду. Может, и не в скором времени, но через год или два.
– Ты странная…, – менестрель смотрел на меня со всё возрастающим любопытством. – Не побоялась идти одна через, почитай, почти всё герцогство, подойти к незнакомому мужчине в лесу. Надерзила двум благородным. Не похоже, чтобы ты росла в каморке.
– Меня воспитали обстоятельства. Хочешь жить – умей вертеться. А тебя не испугалась, потому что ты на убийцу и насильника непохож.
– И красивый к тому же, – ухмыльнулся довольно Дин, погладив рукой свою грудь.
– Ага, скромный ещё очень, – рассмеялась я.
– Чего? – Обиженно протянул он, – но как бы ни был хорош собой, я же мужчина. А мы в лесу были одни.
– Пусть я плохо знаю людей, но, по-моему, юноша с таким голосом не может обидеть девушку, – отвесила вполне заслуженный комплимент.
Дин довольно зарделся и ласково улыбнулся:
– У меня и в мыслях не было когда-либо добиваться…эм-м-м… любви силой, – нашёлся он. – А что касается твоего желания поправить документы и заполучить фамилию, то это исполнимо. Только о-о-о-очень дорого.
– Ну-ка, поподробней, – наклонилась я ближе к менестрелю.
– Надо же ничегошеньки не знать, – вздохнул парень, – слушай. Есть в нашей стране два храма, называются они Темпл-Эклесси. Это большие обители, целые города, живущие своим, сокрытым от других глаз, укладом. Там хранятся с незапамятных времён святые камни. Сам я не видел, но все знают, королевских отпрысков проверяют у них на чистоту крови. Каким-то неведомым образом эти самые камни показывают кто мать и отец. Ездят иной раз и герцоги, – хитро ухмыльнулся Дин, – не сомневаюсь, ваш Бруно точно свозил туда сыночка.
– Как показывают? – Опешил я немного, ведь магии здесь не было, как и в моём мире, – лица, что ли? Или фамилии диктуют? Как такое возможно?!
– Дора, – лениво потянулся Дин, – давай спать. Я и сам точно не знаю, как всё происходит. К тому же такой визит даже не каждому аристократу по карману. Придумай себе родителей, и дело с концом.
– Ложь всегда выходит наружу. Нет, не мой вариант. Надо поточней узнать об этом обряде.
– Ступай в любой храм, там тебе расскажут, если сочтут нужным, – отмахнулся Дин, уходя за ширму, – спокойной ночи, моя беспокойная Дора.
Через минуту менестрель не очень-то музыкально храпел в кровати, а я не могла сомкнуть глаз. Несправедливость, с которой обошлась Беатрис со своей дочерью, не давала покоя. Девушка ведь, судя по всему, умерла. Иначе я бы не оказалась в её теле. Если бы доказать, что моя мать, то бишь её, герцогиня Кассиани. Девушку не вернуть в мир живых, но можно отомстить гулящей мамаше. То-то шум поднимется в Касселе и Меглоре, а может, и за пределами герцогства. Тогда Бруно больше не скроет своих рогов и проживёт остаток своих дней с позором. Это не просто месть. Отнюдь. Девчушку могли отдать селянам, где её бы воспитали в любви. Но предпочли
