понять ты способна? – продолжал он выговаривать мне. – Как тебе не совестно так себя вести?
– Ну прости, пожалуйста, – жалко пролепетала я. Настолько жалко, что Скелет в ужасе спрятался мне за спину. – Я думала, меня никто не узнает, и лицо себе прикрыла, и…
Ага, нужны были папе мои извинения, как же!
– Оливер! – проворчал он. – Отведи её домой, – и добавил, снова обернувшись ко мне: – А с тобой я потом разберусь. Попозже.
Оливер взял меня за руку, но легонько так взял, словно пушинку. «Интересно, – подумала я. – Кого он больше боится, этот парень: моего отца или меня?»
– Но, пап…
– Ничего не желаю слушать, Вайолет. Я похоронами нам всем на жизнь зарабатываю, а ты под удар мою репутацию ставишь! А теперь ступай прочь! Мистер Уолкотт сам себя в землю не закопает!
И прежде чем я успела ещё хоть что-то сказать в своё оправдание, отец уже ушёл, исчез в часовне, прикрыв за собой боковую дверцу.
Дул холодный ветер, гнал по земле сухие осенние листья.
– Простите, мисс, – сказал Оливер, выпуская мою руку. – Ну а мне-то вы можете сказать, зачем на самом деле в часовне оказались?
– Подозреваемую преследовала! – буркнула я в ответ. Меня несколько встревожило то, с какой лёгкостью раскусил меня Оливер. – Я видела, как Чёрная вдова вошла туда… – я махнула рукой в сторону часовни, – и пыталась пойти следом. Но потом Скелет спутал мне все карты и бросился не на ту женщину.
Скелет повернул голову и укоризненно посмотрел на меня, поэтому мне пришлось пойти на попятную.
– Ну ладно, ладно, – фыркнула я. – Да, я думала, что это Чёрная вдова, а это какая-то другая дама оказалась. С такой же брошью-пауком. В моде они сейчас, что ли, эти броши? Но настоящая Чёрная вдова тоже в часовне была, можешь мне поверить, Оливер. Я её ещё на улице засекла. А все вокруг только про убийство и говорили. Вначале я подумала, что это как-то связано со старым чучельником Уолкоттом, но затем увидела её. И она обронила вот это.
Я протянула Оливеру скомканные бумажки.
– Но я не могу… – побледнев, пробормотал он.
Боже мой, какая я всё-таки дура!
Я прочитала Оливеру всё, что было написано на тех бумажках. Оставаясь всё таким же бледным и встревоженным, он спросил негромко:
– И как всё это понимать? Странно, очень странно. А кого она обвиняет?
– Не знаю, – ответила я. – Верхняя часть бумажки, там, где было имя, оторвана, а в толпе никаких имён не называли. Потому я и надеялась догнать её.
Оливер посмотрел на меня так, словно обдумывал, задать ли мне следующий вопрос или нет, потом всё-таки спросил:
– Почему вы не сказали своему отцу правду о том, зачем оказались в часовне? Что вы расследованием занимаетесь?
Я сердито пнула землю носком своего ботинка, заставив Скелета подпрыгнуть от неожиданности.
– Да потому, что не поймёт он этого, ясно? Ты слышал, что он сказал? «Похороны – не место для юной леди». А если сказать ему, что эта юная леди убийцу преследует – что с ним будет?
– Ну, если честно, то интересного в похоронах мало, мисс, – заметил Оливер, остановившись и поглаживая Скелета по голове.
– Да это мне известно, – резко ответила я. – Но тебя-то к этому делу допустили? Никто же не сказал: «Ах, смотрите, он ещё слишком молод, чтобы такими серьёзными вещами заниматься, как похороны!» Не сказал же, нет?
– Не сказал, – едва заметно усмехнулся Оливер. – Хотя, может быть, и следовало бы.
– Ладно, пошли, – я кивком головы предложила ему двигаться дальше. Если папе вздумается вновь высунуться из часовни, он не обрадуется, увидев, что я продолжаю отираться здесь, словно попрошайка. – А дело-то в чём? А в том дело, что когда люди смотрят на тебя или на папу, на Томаса даже, то они видят перед собой человека. А кого они видят, глядя на меня? Девчонку! Вот и вся разница.
Мы прошли через ворота между двумя часовнями и оказались на улице. Теперь на ней стало намного тише, чем утром, хотя кое-где всё ещё небольшими группами стояли и переговаривались люди – сплетничали о чём-то, судя по всему. Скелет с обиженным видом трусил, как привязанный, рядом с нами.
Оливер задумчиво покивал головой, обдумывая мои слова, затем негромко заговорил:
– Когда мой отец послал меня чистить обувь на улице, я вспомнил одного парня, рассыльного из большого модного магазина. Ах, какая красивая, яркая униформа была на том парне – загляденье! «Послушай, пап, а почему я не могу поступить на работу в такой же магазин, как он?» – спросил я. А отец покачал головой и ответил: «Эта работа не для таких, как мы с тобой, сынок. Твой удел – башмаки на улице чистить, чтобы с голоду не сдохнуть». Возможно, он был прав, мой отец, но… он запихнул меня в ящик.
– В ящик? Как это? – спросила я, продолжая идти по знакомой улице к дому. У моей правой ноги недовольно шлёпал лапами Скелет.
– Он засунул меня в ящик, в котором мне не хотелось сидеть, – пояснил Оливер. У меня в голове промелькнула мысль о том ящике, в котором Оливеру довелось некоторое время полежать. В буквальном смысле этого слова. – А может, это мир засунул меня в тот ящик, не отец. Мне кажется, что и вы в таком же ящике сидите.
– Вот именно, – согласилась я. – Но если мне удастся раскрыть это дело и найти того, кто пытался тебя убить… – Я помахала листочками с загадочными записями. – Это будет означать не только то, что ты будешь в полной безопасности. Это позволит и мне самой из моего ящика выбраться.
– Ну а что мы теперь для этого делать будем? – спросил Оливер, хмуро глядя на булыжную мостовую у себя под ногами. – Как нам этот клубок распутать?
Я крепко сжала бумажные листочки в кулаке. Да, мне тоже не давал покоя этот клубок, из которого пока что не торчало ни одной ниточки, за которую потянуть можно. Одним словом, копать ещё и копать.
– Не знаю, – честно призналась я. – Но распутать его мы должны.
Когда мы вошли в нашу контору, мама была уже, что называется, на взводе.
– Вайолет! – начала она кричать, едва увидев нас. – Где ты была? Я места себе от волнения не находила. Томаса уже послала на кладбище тебя искать!
Большой соблазн был выложить всё как есть, но я знала, что мама способна понять меня ничуть не лучше, чем отец.
– Пыталась на похороны сходить, – ответила я, небрежно пожимая плечами.
Мама застыла,
