Я еще не готова. Не готова посвящать его в свою жизнь «после» несчастного случая.
– Я не дома, – выпаливаю я, понимая, что это бессмысленно.
Картер склоняет голову.
– Я вижу картину у вас над диваном. Ты что, не хочешь меня видеть?
Кажется, он начинает понимать, что слезы на глазах не от радости. Это слезы страха. И презрения к себе.
– Хочу… П-просто… – Заикаясь, я ищу нужные слова, но в голову ничего не приходит.
В этот момент я не могу вспомнить даже собственное имя. Картер открывает дверь, секунду спустя раздается визг на весь коридор. Он со смехом закрывает дверь.
– Черт, кажется, ошибся комнатой. Ты не в двадцать первой живешь? Там такая гибкая рыженькая! Кажется, делала «собаку мордой вниз». Смотрелось неплохо! – ухмыляется Картер. – Стоп, кажется, вспомнил. Двенадцатая! Черт, далеко ушел.
Пока он озирается в коридоре, мое тело начинает действовать по собственной воле. Я кладу трубку, в панике цепляюсь за Холли, придвигаю ее ближе к дивану, чтобы успеть быстро закрыть дверь. Но когда я собираюсь забраться в кресло, потные ладошки соскальзывают, я ударяюсь бедром о подножку и падаю на пол. Живот пронзает острая боль, на глазах снова слезы. Я чувствую выброс адреналина и пытаюсь сфокусироваться на двери, словно она мой главный враг. Лишь она стоит между мной и Картером. Она и горькая правда, которую я утаивала так долго, что уже не осталось оправданий. У меня было много возможностей открыться Картеру, но ни одной из них я не воспользовалась.
Я нащупываю место, где ударилась, и медленно ползу по-пластунски к двери. На физиотерапии я много раз выполняла это упражнение. Я расставляю ноги и ползу по линолеуму, используя силу рук. От каждого движения середина тела болит так, словно меня сломали пополам второй раз в жизни.
Телефон глухо и угрожающе вибрирует на коричневой обивке, но у меня всего одна цель. А именно – запереть дверь.
Каждая клетка моих усталых рук наполнена болью, и когда я наконец достигаю двери, то хватаюсь за ручку и быстро ее поворачиваю. Секунду спустя в дверь начинают громко стучать, я задерживаю дыхание в надежде, что могу раствориться в воздухе. Я еще не готова к этому разговору!
– Скай? – В дверь снова стучат, на этот раз еще громче. – Я здесь! Открой! За дверью стоит человек, у которого ломка по лучшей подруге. Очень сильная ломка! Поверь мне, длительная ломка и джетлаг – дерьмовое сочетание! – со смехом произносит Картер, но в его обычно бойком голосе слышится неуверенность.
Он чувствует, что что-то не так. Он всегда чувствовал. В каждом звонке за последние месяцы. Каждый раз, когда я уходила от темы.
Глаза фокусируются на Холли, она перевернутая валяется возле дивана и смотрит на меня с усмешкой. Возможно, у меня галлюцинации, но на спицах колес мне видится издевательская гримаса.
Это карма, сучка.
– Скай? Ну, прекрати. Я слышу, как ты дышишь. Все в порядке?
Черт. Черт. Черт. Карточный домик, который я строила все эти месяцы, падает на землю.
– Ты… Тебе сюда нельзя. Я голая!
Я пытаюсь выиграть пару минут, чтобы хотя бы успеть сесть в кресло. Но руки горят от измождения и усталости, без помощи я не справлюсь. Хейзел… Где она, черт возьми?!
– Блин, Скай. Опять эта тупая отговорка. Я бы обнял тебя хоть в чем мать родила! Открой дверь, или я ее выломаю.
Поскольку я знаю, что в случае необходимости Картер пойдет на крайние меры, я решаю прекратить спектакль. Судорожно дыша, я хватаюсь за ручку двери и поворачиваю ее. Щелчок – и груз на моих плечах тяжелеет вдвое.
Картер молниеносно распахивает дверь, и когда он видит Холли, валяющуюся посреди комнаты, я вновь забываю дышать. Мир останавливается. Момент, когда мне придется признаться в своей неискренности, сгущается надо мной как туча.
– Хейзел разве не на костылях ходила? Не знал, что она ездит в инвалидном кресле.
С этими словами Картер оборачивается ко мне и, увидев меня сидящей на полу, роняет дорожную сумку. На его прекрасном лице заметно облегчение, которого я, увы, не испытываю. Скорее наоборот. Каждая секунда на полу перед Картером высасывает из меня жизненные силы. Картер расставляет руки, и мне хочется встать и броситься к нему в объятия.
– Ты что, свалилась от радости? Ну, давай, Скай, мне нужны твои объятия! Срочно!
Он выглядит восхитительно. Старше на шесть месяцев. И еще привлекательней.
– Я…
– Ох черт, Скай!
В комнату заходит Хейзел и от испуга роняет обе коробки с пиццей. Они глухо падают на пол, а Хейзел отставляет костыли и пытается, несмотря на гипс, встать на колени и помочь мне. В этот момент я впервые в жизни желала оказаться в чужом теле. Картер смотрит на нас, но я избегаю его взгляда. Я чувствую, что он знает. Он понимает, что происходит. Но, с другой стороны, уже словно ничего не понимает.
– Давай же, Картер! Помоги мне посадить ее в кресло, – рычит Хейзел на моего лучшего друга, истуканом вставшего посреди комнаты.
С тех пор, как он обернулся ко мне, он не сдвинулся с места, ноги приросли к светлому линолеуму.
– Картер, твою мать! Помоги! – Хейзел обычно не ругается, но эта ситуация вывела из себя даже ее.
Я все еще избегаю его взгляда, и когда он судорожно хватает кресло, ставит его рядом со мной и помогает Хейзел усадить меня, я громко всхлипываю. Слезы уже текут в три ручья, и, вцепившись в кожаную куртку Картера и вдохнув его аромат, я начинаю себя ненавидеть. Я ненавижу себя за то, что он узнал все вот так. Я ненавижу себя за то, что мне не хватило мужества быть с ним честной. Я ненавижу, что он сейчас источает печаль. И жуткое отчаяние. Оно пронизывает каждый уголок комнаты. Хейзел хватает костыли, закрывает дверь и, тяжело дыша, поворачивается ко мне:
– Все нормально, Скай?
Я киваю, но это ложь. Ничего не нормально.
– Я не понимаю. Скай. Что… что происходит?
Голос Картера звучит как шепот, не имеющий ничего общего с той решительностью, с которой он обещал выломать дверь. Я дрожу как осиновый листок в холодную осеннюю ночь. Картер обводит взглядом мое инвалидное кресло, а я стараюсь не смотреть ему в глаза.
– Скай. – Его голос трескается одновременно с моим сердцем. – Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?!
Отчаяние Картера превращается в ярость, и в этот раз я не в силах ее унять, потому что сама стала ее причиной. Хейзел смотрит на меня, поджав губы. На ее лице написана такая же беспомощность, как у меня, ведь я не знаю, как ему все это объяснить.
– Ты… ты можешь ненадолго нас оставить, Картер? Я все объясню позже. Но оставь нас ненадолго, – просит Хейзел.
Пусть я и не хочу отпускать Картера, мне нужно время, чтобы собраться. Чтобы все это переварить.
– Ты серьезно? – рявкает он, и я не могу винить его за такую реакцию.
Он специально ради меня вернулся пораньше из Европы, а я даже не могу на него взглянуть.
– Пожалуйста, – умоляюще просит Хейзел ему вслед.
– Скай…
Последняя попытка до меня достучаться, но я сижу, опустив глаза в пол.
Я так и не отвечаю, поэтому он бьет кулаком в дверь, хватает сумку и выбегает из комнаты. Когда за ним защелкивается замок, во мне все рушится. Я прижимаю руки к части тела, которая больше всего болит. К своему сердцу, что с громким дребезгом прямо сейчас разбивается на тысячу частей. И человек, который долгие годы берег его, как хрупкий фарфор, не придет собирать осколки.
Часть 2
13 Картер
Сердце колотится в груди, а я стучу кулаком по темному дереву входной двери Пенелопы. С того момента, как Скай наказала меня молчанием, а Хейзел вышвырнула из общежития, я пытаюсь унять ярость, впиваясь ногтями в ладонь. Но это не помогает.
Мне бы хотелось разнести дверь в щепки. Что все это значит?! Боль в висках уже не связана с джетлагом, а только с той картиной, которая отпечаталась
