стол. Она приземлилась тяжело, хлопнула, будто кирпич.
За дверью стоял мужчина с тростью, которую держал в изумительно белых перчатках. В цилиндре и коричневом пальто. Я успел заметить, что он был грустен, хотя, как только я появился, он профессионально улыбнулся и представился. Откуда-то в его руках взялся крохотный кусочек картона. Всё это он сделал так быстро, что я не запомнил имени, а его карточка уже оказалась у меня в руках.
– Прошу прощения, – сказал я. – Прошу вас подождать в прихожей, я переоденусь!
Он ещё раз профессионально улыбнулся, поблагодарил, уверил, что никуда не спешит, и сел на табуретку возле маленького круглого окна. Я бросился наверх переодеваться и куда-то дел его карточку. Пока одевался, пытался вспомнить, как он мне представился или что было написано на карточке, которую он так ловко вручил. Я помнил что-то в завитушках. Английская N или русская И. Точно! А ещё три О! Маленькие сверху и снизу, а посередине большая! А маленькие её пересекали! Все буквы, которые я когда-либо видел, поплыли у меня перед глазами, а из зеркала, стоило мне отвернуться, чтобы взять пиджак, вроде бы послышалось маленькое подленькое хихиканье. Разумеется, когда я повернулся, то ничего уже не хихикало. В зеркале был я. Идеальный, чёрно-белый, не хихикающий.
Выдохнув, я отправился к посетителю.
Пока спускался по твёрдым ступенькам, думал о том, как называть этого господина. Ступеньки предательски заканчивались, голова шумела, идей не было.
Я спустился, глупо улыбнулся и не придумал ничего лучше, как показать элегантному господину на дверь в Выставочный Зал, поклониться и сказать:
– Добро пожаловать в Музей!
3
Мы стояли перед Мутным Зеркалом. Отражались два силуэта: высокий, прямой, точно шпиль на башне, – гостя; рядом – поменьше, с неясными очертаниями, будто тающий в тумане.
– Этот дом звездочёта эпохи Ивана Грозного идеально подошёл для хранения этого опасного экспоната. Перед вами Мутное Зеркало. Около ста восьмидесяти лет назад древний тролль заточил в его холоде столько зла, что его хватило бы на весь наш свет. Но здесь вы можете чувствовать себя в полной безопасности.
Посетитель не шевелился. Грустно смотрел перед собой.
– Зло коварно и почти непобедимо. Осколок этого зеркала, уничтожив одно человеческое сердце, тут же бы взялся за другое, а потом и за третье. Даже самый маленький осколок никогда бы не остановился. Зло коварно! В него не верят, оно способно принимать какие угодно формы. На это тролль и рассчитывал, но здесь, в Музее, оно не способно ранить, оно всего лишь экспонат!
Посетитель стоял прямо, смотрел застывшими глазами. Казалось, я могу замолчать, а он так и останется стоять, будто ничего и не происходит.
– Знаете, все по-разному относятся к этому экспонату. Есть те, кто долго стоят и смотрят; есть те, кто начинают сомневаться… Был тут мальчик, так он вообще к нему не подошёл, сразу к чему-то другому побежал…
– Господин Сказочник, – прервал вдруг меня посетитель, медленно и как-то угрожающе повернул ко мне голову. – Я понимаю, вы тут работаете, стараетесь. Но скажите мне откровенно… Здесь же сейчас нет никого? Нас никто не слышит?
– Нас никто не слышит, – подтвердил я.
– Ведь то, что вы рассказываете сейчас, вам выдумали в каких-нибудь инструкциях?
Знаете, для того чтобы закончить его высказывание и передать его на бумаге, надо поставить какой-нибудь знак препинания. И я понимаю, что должен поставить вопросительный знак. Его и поставил. Но сам спрашивающий никакой вопросительной интонации не произнёс, ничего не спросил. Я только по самому порядку слов понимаю, что это был вопрос. А вот по человеку, произнёсшему эти слова, нельзя было сказать, что он о чём-то спрашивал. Он и не утверждал, не грубил. Он словно бы устал, сейчас поднимется на второй этаж и ляжет спать в мою кровать, а вот прямо этими словами он со мной прощается и как будто бы говорит уставшим голосом какую-нибудь фразу, которая напоминает прощание перед сном.
– Ни в каких инструкциях мне такого не говорили, – ответил я. Страшно ответил. Так, как будто бы я в чём-то виноват, но признаваться не хочу, а ещё мне пять лет и я стою перед взрослым дяденькой, который точно знает, что я во всём виноват, только признаваться не хочу.
Посетитель вздохнул, перевёл взгляд с меня на Мутное Зеркало.
– Зло запечатано в нём, – продолжил я. – Оно там замерло, застыло.
Я замолчал и сделал пару шагов назад. Мой силуэт исчез, Зеркало не могло отразить меня с этого расстояния. А силуэт посетителя словно бы стал чётче, насыщеннее темнотой, из-за того, что теперь он единственный, кого Зеркалу надо отражать.
– Вы хорошо работаете, – вдруг сказал человек, чей маслянисто-чёрный силуэт застыл в Мутном Зеркале.
– Благодарю! – искренне сказал я.
– Я почти поверил в ту сказку, что вы рассказываете.
4
– У нас бывают посетители, у которых есть почти такие же Монеты, как те, что вы видите.
На Безымянные Монеты он смотрел с тем же равнодушием, что и на Мутное Зеркало.
– Здесь Безымянные Монеты пусты. А наши посетители приходят с Монетами, на которых есть особые, только для них появившиеся символы. Можно сказать, что появившиеся символы оказали существенное влияние на их судьбу, определили, можно сказать, жизненный…
– И в эту чушь вы верите?
Посетитель перебил меня легко и свободно. Даже зевая. Не повышая голоса, без надрыва или усмешки. И самое главное: безапелляционно.
– Да, – сказал я, но неуверенно, и зачем-то стал оборачиваться вокруг, словно искал какой-то поддержки.
– И это не чушь, – добавил я, пытаясь остановить себя. Чувствовал, что нахожусь как будто на какой-то детской карусели, которая крутится в непонятную для меня сторону. Мой собеседник молчал. Опирался на свою трость, смотрел свысока и, пока я крутился, как будто бы становился всё выше и выше.
– Я бы не рассказывал всего этого, если бы не видел собственными глазами! – попробовал защититься я. Взгляд этого господина, встретившегося со мной взглядом во время этой моей фразы, вызвал у меня в голове ощущения удара молотка: я заткнулся и перестал что-либо понимать.
5
Я пригласил его наверх, на Балкон. Я не хотел. Моя я бы воля – выгнал бы этого холёного господина, но нельзя. Он посетитель. Он пришёл в Музей. По правилам Музея каждый посетитель должен получить самое лучшее обслуживание. Я должен. В мои обязанности входит показывать ему всё, что у нас есть. Я обязан пригласить его на Балкон, под звёздное небо и предложить чай и всё, что полагается к чаю. Наш посетитель имеет право получить всё, что получают и другие наши посетители.
