было уютно. Вроде те же обшарпанные дома, бедно одетые прохожие, но по-другому. По широкому Суворовскому неслись машины. Родители вели детей из сада. Подростки, зависавшие в подворотне, с интересом проводили Лену взглядом. Она задержалась и смотрела, как в заросшем сквере бабушка с тележкой крошила хлеб голубям. Птицы не боялись ее, прыгали на ноги и на одежду, самые смелые подлетали и клевали хлеб из рук.
Квартира Ивана Вадимовича оказалась коммуналкой, похожей на ту, в которой жили они, только комнат было аж десять штук. Дверь ей открыла мать, она передала ключи через порог, явно намереваясь распрощаться на этом, но в двери возник сам Иван Вадимович. Он предложил Лене зайти в комнату. Мать поджала губы. От них обоих пахло алкоголем. Лене стало любопытно, и она зашла. В комнате был накрыт стол – полупустая бутылка водки и закуска. Вот почему мать не хотела, чтобы дочь заходила. Иван Вадимович предложил чаю. Мать опять напряглась, и Лена не стала ее мучить, отказалась, но попросила показать квартиру. Лену покорил длиннющий коридор и кухня с печкой, такой не было в их коммуналке. Новый друг матери, по-видимому, всегда ходил в куртке с розой. На шутливый вопрос Лены он ответил, что куртку ему подарила ее мама, поэтому он готов в ней даже спать. Это было неожиданно, мать никогда и ничего не дарила своим «новым друзьям», потому что считала подарки мужчинам глупостью и пошлостью.
Этот несчастный мужчина чем-то зацепил мать. Лена, познавшая первую школьную любовь (со всей практичностью она отсчитывала первую садовскую, первую и вторую школьную и потом – институтские любови), видела взгляды, которыми обменивались мать и Иван Вадимович. Третий раз Лена видела его с матерью на улице – пара переходила Невский. Выглядели они оба прилично, и Лена подумала, как много может быть скрыто за обычным внешним видом.
Глава двенадцатая,
в которой Лена рассказывает Михаилу о последних днях жизни с матерью и решается сделать ДНК-тест.
Ночь прошла спокойно. Лена коротко рассказала мужу историю исчезновения матери, о коммуналке на 5-й Советской и о куртке с вышитой розой. Поплакала немного и уснула. Миша прислушивался к дыханию жены и вспоминал вечер, когда помог ее матери дойти до квартиры. Теща тогда перебрала, но не выглядела асоциальной или алкоголичкой. Миша быстро выбросил происшествие из головы. Позже оказалось, что Лена переживала, что он кому-то расскажет. Выпускной подтвердил первое впечатление Миши – мать Лены вовсе не алкоголичка. Ему показалось, что Лена сторонится ее. Но на выпускном это были лишь обрывки мыслей, было не до новенькой и не до ее матери. Он помогал с организацией праздника, помог другу устроить свидание с одноклассницей, в которую тот был влюблен. Выпускной запомнился ему больше всего тоской по любви, которая многих захватила в одиннадцатом классе. Взять того же друга – любил он безответно, хоть и сильно. У самого Миши, который со всеми был в хороших отношениях, влюбиться в школе не получилось.
Лена рассказала об алкоголизме матери и о своей жизни с ней не сразу, лет через десять после свадьбы. Мишу изумило, что она так долго молчала, но жена объяснила, что вспоминать для нее – как заново переживать. Она даже не сразу сказала, что мать исчезла. Миша поначалу думал, что она уехала, а Лена осталась в Петербурге учиться. Правда открылась неожиданно. Миша пришел в общагу с тортом отпраздновать свое первое трудоустройство, Лена заканчивала разговор с тетей.
– Нет, в милиции не была. Ходила полгода назад – сказали, можно уже не ходить. Только за свидетельством о смерти. Или когда объявится.
Лена помолчала, слушала, что ответит тетя.
– Нет, не верю, – сказала она после паузы.
Когда она попрощалась и повесила трубку, Миша поинтересовался, о чем была речь.
– О маме, – ответила Лена. – В августе двухтысячного она ушла на работу и не вернулась.
Миша оторопел от ее спокойного, почти безразличного тона. Он забросал Лену вопросами: что именно случилось, что делала милиция и что делала сама Лена. И она поразительно ровным тоном рассказывала, куда ходила, что узнала, с кем встретилась и какие заявления писала. Миша предложил взяться за дело снова, у его отца в милиции работал старый друг. Ему показалось тогда, что Лена до сих пор пребывает в шоке, поэтому ничего не предпринимает. Лена на его предложение лишь пожала плечами – какой смысл?
– В смысле, какой смысл… – горячился Миша. – Может, найдем ее. Ну, может, ее похитили и она жива.
Лена заморгала, сгоняя слезы, и это был первый проблеск чувств за минуты, которые они обсуждали пропавшую мать.
– Не знаю… я не могу… делай, если хочешь.
Миша все же поговорил с другом отца. Тот внимательно выслушал и ответил, что история – глухарь и без тела двигаться никто никуда не станет.
Мать в рассказе Лены представала слишком противоречивой, чтобы испытывать к ней симпатию, и Миша в конце концов поймал себя на том, что разделяет Ленино безразличие к произошедшему.
Утром Миша отвел девочек в сад и школу. Лена держалась нормально.
– Лен, надо сообщить, – сказал он, вернувшись.
– Надо, – согласилась жена. – Давай сначала позавтракаем.
Она позвонила на работу и отпросилась. Миша приготовил омлет и кофе.
– Ты видел ее? – спросила Лена.
Миша отрицательно качнул головой.
– Тело было замотано пленкой. Поедим, и позвоню Скрынникову, – сказал Миша.
– Кому?
– Это следователь. Игорь Вячеславович. Нормальный чувак, тебе понравится.
Лена снова кивнула и задумалась. Миша не мог понять ее мыслей – рада ли она, что мать наконец нашлась и, скорее всего, ее убил Иван Вадимович, или предпочла бы никогда этого не знать. Двигалась и говорила жена медленно, Мише казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
Он не сразу дозвонился до следователя, тот сбрасывал звонки, а потом написал, что на совещании. Через пару тягучих часов он перезвонил и молча выслушал Михаила.
– Ваша жена уверена, что адрес тот же? – уточнил он.
– Да. Она помнит имя и куртку с розой, – ответил Михаил. – Нам к вам приехать на опознание или как?
– Там нечего опознавать. Привозите ее сейчас ко мне, адрес скину. Сможете?
Кабинет Скрынникова выходил на набережную Мойки. Квартиры в этом районе стоили бешеных денег, цены были оправданы районом и окружением. Михаил по привычке думал в профессиональных терминах.
– Неожиданные новости, – сказал следователь, указывая им на стулья.
Лена и Миша сели. Миша думал, что кабинет, как и хозяин, будет в порядке, который можно измерять по линейке, но комната была живой, тесной, забитой мебелью и документами. На подоконнике жались друг к другу кружки с надписями, чахла драцена. На стенах висели записочки, визитки, плакаты. Календарь пестрел пометками.
– Расскажите, пожалуйста, вкратце, при каких обстоятельствах пропала ваша мать и как выглядела, – попросил Скрынников.
Лена рассказала об исчезновении и об Иване Вадимовиче и о том, как выглядела мать.
– Вы принесли ее фотографии? – спросил следователь.
Лена растерялась, но быстро взяла себя в руки.
– Нет, не подумала, извините, – сказала она, опуская глаза.
– Сфотографируйте и пришлите мне на ватсап. Это для судмедэксперта. Обычное опознание мы устроить не можем.
– Почему? – спросила Лена, встревоженно посмотрев сначала на мужа, потом на следователя.
– Из-за мумификации тела. Если это ваша мама, вы ее не узнаете, – ответил следователь. – Но мы можем показать, если хотите.
– Нет-нет, – поспешно отказалась Лена.
– Как же нам узнать, что это она? – спросил Михаил.
Скрынников помял губы.
– Суд примет только ДНК-тест. Не хочу вам навязывать, но проще всего будет сделать его за свой счет. Я наверняка смогу провести через нас, но уйдет время – согласования, документы. А в частном порядке будет готово через неделю. Это недорого, тысяч десять, кажется.
Михаил и Лена переглянулись.
– Давайте сделаем сами, – согласился Михаил. – Что нам нужно?
Скрынников написал на отрывном листе адрес.
– Вот, езжайте сюда, я предупрежу, что вы едете, вам подготовят биоматериал. А потом – в любую лабораторию для сдачи анализов. Если ответ придет положительный, то будем раскручивать вашу версию.
