Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
приятные сюрпризы. Вот один из них – «Печка на колесе» Нины Семеновой в Театре им. Моссовета. Конечно, мы привыкли к тому времени к удачам малой сцены этого театра (в сущности, только эта малая сцена и отчасти малая сцена МХАТа и поддерживали репутацию остальных). Привыкли и к интересным репертуарным поискам этого театра (полагаю, здесь следует добрым словом помянуть литературную часть Театра им. Моссовета – неблагодарный труд завлитов вызывал достаточно много нареканий, часто вполне справедливых, тем важнее указать на пример удачной работы). Но открытия здесь не штампуются, а всякий раз делаются заново – разными авторами, такими как Вячеслав Кондратьев, Сергей Коковкин, Нина Семенова, разными режиссерами: Гарием Черняховским, Камой Гинкасом, Борисом Щедриным, разными актерами: Сергеем Прохановым, Ниной Дробышевой, Натальей Теняковой, причем во всех трех случаях «солистов» поддерживал сильный и слаженный актерский ансамбль.
Всякий раз театр затрагивал иные временные и социальные пласты. История солдата Сашки, балерины Ляли и колхозницы Фроси; город и деревня; война и наши дни… Театр пробивался к пониманию человека во всем многообразии его проявления, ему дорого самое сокровенно-интимное в его жизни и то, что сказывается на судьбах всего человечества, память о прошлом и каждый миг, полноправно прожитый сегодня.
И все же «Печка на колесе» – сюрприз. Скромный и неподготовленный преждевременной шумихой и неумеренными эпитетами приход Нины Семеновой, а с нею вместе – красавицы печки с полдюжиной «черепков» на ней (символ единства прошлого и будущего), второе рождение Бориса Щедрина, когда-то одним из первых затосковавшего по «другой сцене» и нашедшего ее в фойе театра («Театр Гарсиа Лорки», поставленный третьекурсником Борисом Щедриным, был заметным явлением театральной Москвы 1966 года, а спектаклю «Эдит Пиаф» шел 13-й год), самая удачная роль Натальи Теняковой за время ее служения московскому зрителю, наконец, мир сельской жизни, ее нелегкий быт, сказочно решаемые жанром лубка, – все это сделало спектакль одним из самых радостных событий сезона.
Конечно, «есть какая-то сладкая грусть в промежутках и узах жизни». Но что-то мы больно расслабились за время этого «промежутка».
Глава IV
В настоящем и прошедшее не уходит, и будущее прежде прихода ощутительно.
И. Киреевский
История дала свои сигналы на рубеже десятилетий – седьмого и восьмого прошлого века. Антракт кончился, хорошо или плохо, но началось очередное действие исторической драмы.
«Промежуток» – это как раз конец 70-х, когда мы двигались по инерции, используя силу толчка конца 50-х – начала 60-х. Но в конце концов инерция исчерпала себя. Тогда наступила пауза – «Все то, что было, уже прошло. Все то, что будет, еще не наступило».
Болезнь, кризис – а сезон 1982–1983 годов протекал болезненно – всегда следствие предшествующего периода, наказание за слишком длительную эксплуатацию предшествующих открытий, своих или чужих.
Как сохранить накопленное, не растерять его, как воспитать в себе сознание того, что традиционное не есть синоним косного, что история – не отмена предыдущего, а накопление, что в искусстве и в жизни самоотвержение плодоноснее самовыражения, а в театре, искусстве коллективном, это свойство становится законом? Как укреплять связи между всеми звеньями театра – во «времени и пространстве», между драматургом, актером, режиссером и художником, постановочными цехами, дирекцией, между театром и зрителем (критика сюда тоже входит), между поколениями, между «звездами» и рядовыми артистами? Это проблемы производства. Как убедить себя, и не просто убедить, но и провести в жизнь убеждение, что «растворенье // Нас самих во всех других // Как им в даренье» может быть не только императивом эстетическим, но и эстетической заповедью, что «продуктивные», «первичные» стили в искусстве всегда на этом камне и строили дома, и поныне стоящие незыблемо в памяти?
Достоевский считал, что в «неустанной дисциплине и непрерывной работе самому над собой и мог бы проявиться наш гражданин». Сумеет ли драма увидеть и воссоздать эту реально существующую в жизни работу над собой? Сумеет ли театр провести ее «над собой»? От ответа на эти вопросы зависит ближайшее будущее театра и драмы.
Острота критических суждений, устных и письменных, неотъемлемо присущая сезону 1982–1983 годов, – следствие неудовлетворенности достигнутым, она связана со стремлением наметить перспективы в движении вперед. Переходный период в жизни любого организма всегда связан с отказом от каких-то устоев и с обретением Нового, оплодотворяющего. Отсекаются дурные привычки, более того, наступает осознание того, что эти привычки дурные. Сезон 1982–1983 годов ясно обнаружил смутно предощущавшееся, предполагавшееся.
Переплетение этих тенденций и создало иллюзию «волны». Но это именно тенденции, а не «направление». На самом деле «новая волна» еще не наступила: мы слышим, с одной стороны, последние всплески прежнего вала и торопливо вглядываемся, а не показался ли на горизонте новый исторический вал?[39] Но культура не привносится извне, она нами же и делается. Кропотливый созидательный труд, расчищающий все косное и отжившее и подготавливающий приход нового, – вот задача, выпавшая на долю поколения восьмидесятников. Это не так мало, если только не обладать безмерным честолюбием.
Сезон 1982–1983 годов заставлял задуматься над еще одним обстоятельством. Какими же мощными ресурсами мы обладали тогда, если, несмотря на отсутствие очень большого количества ведущих актеров, режиссеров и драматургов, сезон не оставлял зрителя равнодушным (раздраженным – да, бывало, но вряд ли спокойно созерцающим)! Научиться управлять этим богатством, ценить его, а не бессмысленно расточать – вот еще одна задача, которую четко поставил прошедший сезон.
Он вообще заставил о многом думать, обращать внимание на то, что еще недавно проходило мимо внимания критики.
Часть пятая. Память и надежда
1983–1984
* * *
Если обзор сезона 1981–1982 годов позволял надеяться на серьезное обновление в жизни театров, то уже следующий поставил под сомнение быстроту ожидаемых плодотворных изменений. Сезон заставляет набраться терпения (большие перемены, правда, произошли, полагаю, но пока желанных результатов не принесли)[40]. В одних театрах продолжался трудный и болезненный период осознания исчерпанности эстетики, творческих и личных взаимоотношений в труппе, другие продолжали неторопливое путешествие по накатанному, но явно короткому пути. В некоторых новые руководители, засучив рукава, медленно и терпеливо расчищали старые завалы, прокладывали новые тропки. И все же хаос и растерянность, топтание на месте ощущаются во всех звеньях театральной жизни московских театров. Начнем с репертуара.
Глава I
Почти в каждой статье, посвященной театральному процессу середины 80-х годов, мне приходилось писать об обращенности наших театров к прошлому как об определенной тенденции с параллельными явлениями в искусстве, гуманитарных науках,
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
