можно было бы курнуть травы, скоротать время. Но Кирилл не был уверен, что опять не выкинет какую-нибудь херь. Не пойдёт трахаться к пидору, например. Или снова не полезет в дом к банкирше, потому что желание секса с повестки не снималось.
Отвергнув эту затею, Кирилл вышел из сарайки, пристроился по-маленькому тут же у стены рядом с лестницей, окропил куриную слепоту и одуванчики. В деревянное строение типа сортир он ходил только по большой нужде и когда совсем уже припрёт. Правда, по прохладной погоде вонь в нём уменьшилась — хоть какая-то польза от отсутствия жары.
Без Пашки было пиздец скучно. Ни поржать, ни поругаться, ни историй его дурацких послушать. С друганами-собутыльниками Кирилл сейчас говорить не хотел — расспросы и подъёбки в изобилии даже не взбесили бы, а нагнали тоску. Желание всё бросить и уехать. Напиться. Натрахаться.
Зная, чем сейчас займётся, Кирилл пошёл в дом, на кухне обмыл член тёплой водой из чайника и улёгся на диван со смартфоном. Интернета, как обычно, не было, но некоторые фотки имелись в памяти карты. Член стоял с той минуты, как только понял, что его будут ласкать. Кирилл чуть сдёрнул штаны и трусы, выправил его наружу. В полумраке он был бледного телесного цвета и только головка налилась густо-розовым. Ровный. Пальцам едва хватает, чтобы обхватить его.
Кирилл зажал головку в кулаке и блаженно выдохнул, смежая веки. Хорошо… Провёл кулаком к основанию и вверх к головке. Чуть сжал ягодицы, вскинул бёдра, насаживаясь на плотно сомкнутый кулак…
Нет, сухо… Кирилл повертел головой в поисках какого-нибудь крема, но ожидаемо ничего не нашёл. А яйца гудели и требовали разрядки. Калякин провёл по члену ещё несколько раз, особенно интенсивно массируя головку, но ощущения были не теми. Он плюнул, резко встал, поддёрнул штаны, сунул смарт и сигареты в карман и пошёл прямиком к Рахманову. По пути прихватил из холодильника две бутылки пива.
На деревню спустились синие сумерки. Небо ещё было голубым, светил яркий месяц и единичные яркие звёзды, белела полоска самолётного следа, но, чтобы идти по улице, приходилось напрягать зрение. В вечерней тишине лягушечьи песни стали отчётливей и звонче. Над кустами роились комары, а над дорогой… носились чёртовы летучие мыши! Кирилл призвал себя со спокойствием относиться к нервирующим нетопырям, однако наподобие капюшона натянул на голову олимпийку.
В окнах горел свет, у Рахмановых тоже. Кирилл искренне хотел по-дружески посидеть, глотнуть пивка, побазарить о чём-нибудь, но с первой секунды всё пошло не так — бесцеремонно открывая калитку, он зацепился за длинные плети растущей у забора кучерявки… Земля вдруг стремительно приблизилась, ладоням и коленкам стало больно… бутылки, стукнувшись друг о друга, выпали из рук и покатились по земле, из одной с шипением хлестала белая пена.
— Ёб! Бля!.. — стоя на четвереньках, Калякин скривился от боли, и ему, конечно, было жаль пролитого пива. Ещё ужасней было то, что он вляпался в свежий куриный помёт. Мерзкий липкий холодок на пальцах и дикий запах!
Кирилл поднял испачканную дерьмом ладонь, посмотрел на размазанную коричневую субстанцию.
— Фу… — его едва не стошнило. Он развернулся также на четвереньках и стал с неописуемым отвращением, внутренне содрогаясь, вытирать руку о траву, ту самую грёбаную кучерявку.
Загремела цепью и залаяла собака.
Заскрипели ржавые петли, послышался скрип камешков под подошвами.
— Помочь? — раздался вопрос Рахманова, едва Кирилл поднял голову. Селянин стоял перед ним в потерявшей цвет рабочей одежде с растянутыми краями, резиновых сапогах. Зато руки у него были чистыми, немного покрасневшими, и волосы собраны в хвост, только чёлка и несколько более коротких прядей обрамляли точёное лицо. Он не смеялся над забавной картиной, был серьёзен. Именно это и взбесило.
— А ты что, самый правильный в этом Мухосранске? — Кирилл кое-как поднялся, руку он успел очистить почти полностью, остались коричневые разводы, но вонь травой было не отбить. Рука стала как чужая.
— Не хочешь — не надо, мне легче. Уходи, — сказал Рахманов и, развернувшись, направился обратно к калитке, где в сарае натужно мычала корова.
— Нет уж, пидор, ты мне за ещё одни штаны должен будешь! За моральный ущерб! — выкрикнул Калякин и, подняв уцелевшую бутылку, бросился за ним, тщательно выбирая, куда ставить ноги.
Снова загавкала собака. Калякин пронёсся мимо её конуры, распахнул, что едва не сорвал с петель, калитку во внутренний двор и остановился, чуть не споткнувшись второй раз — об эмалированное ведро с водой. Другие разнокалиберные вёдра с водой и какими-то отходами стояли вдоль стены закут для скота. Здесь также было слышно сытое похрюкивание свиней. Из трёх дверей капитального сарая была открыта только крайняя — в хлеву для коровы. Внутри горел свет. Кирилл сразу юркнул туда, но остановился из-за ударившего в нос запаха навоза.
Пидор находился там, пофигистски, не обращая внимания, что его сейчас могут замочить, присел перед коровой на низенькую грубо сколоченную из необструганных досок табуретку. Зорька прекратила мычать и вяло обмахивалась хвостом, мигая большими глазами. Между её ног под раздутым выменем стояло ведро из нержавейки, наполовину полное молока. Рахманов только обернулся на незваного гостя и взялся за коровьи соски.
Калякин поставил пиво на пол, вышел из сарая, помыл руки в ближайшем ведре, вытер висевшей на гвозде тряпкой — старой детской футболкой. Вернулся в помещение, где раздавались монотонные звуки бьющих в ведро струй. Прислонился к косяку: так прохладный вечерний воздух немного разбавлял запах коровника.
Взор устремился сначала на затылок Рахманова, потом на спину, на двигающиеся локти… Кирилл отвёл взгляд, рассматривая хлев — ничего не изменилось с прошлого визита — маленькие окошки, перегородка из досок, жёлтая лампочка, навоз вперемешку с соломой, нитки паутины.
На оконце рядом с дверью лежал простой кнопочный мобильник. Кирилл сгрёб его без стеснения. Так и думал — обычный телефон, не смарт, дешёвой устаревшей модели. Тысячи три ему красная цена — была, пять лет назад. Сейчас такой поебенью разве что пенсионеры пользуются, те, что непродвинутые скряги, или алкаши. У него в детстве похожий был.
Кирилл, быстро прыгая пальцем по кнопкам, набрал свой номер, вдавил клавишу с изображением зелёной телефонной трубки. На экране пошло схематическое изображение вызова, и в кармане заиграл смартфон.
Егор обернулся на музыку. Увидел свой девайс в чужих руках и бросил доить. Но ничего не сказал, замер. Его губы чуть приоткрылись, а глаза оставались грустными.
— Просто смотрю, — вызывающе объяснил Калякин и положил мобильник обратно на оконце. В своём смарте нашёл высветившийся номер, код оператора.
— А что, МТС хорошо ловит?
— Не жалуюсь, — вернувшись к дойке, буркнул Рахманов. Помещение снова наполнили звуки барабанящих
