дернул меня за рукав. Я обернулась в негодовании от подобной наглости и увидела мать Симона, прячущуюся за колонной. Эльза засмущалась и так быстро что-то принялась лепетать, что мне никак не удавалось ее понять. Наконец, мое терпение иссякло, я прикрикнула и велела ей замолчать. Кухарка так и замерла с открытым ртом.
– Что случилось? Говори медленнее, а то я не могу разобрать в твоей трескотне ни слова.
– Вашмилость, простите мою грубость: два дня уж как хочу вам рассказать да все смелости не могу набраться, – кухарка совершенно смутилась.
– Ну что рассказать? Не томи уже! – поторопила я ее.
– Что хотите делайте со мной, только вот как я седня услыхала от мажордома, что мальчонку тово ведьма в нашем лесу сгубила, сразу обмерла от догадки. Стою и думаю, ну как же так, о чем я раньше дура думала.
Я молча слушала, боясь нарушить ход ее мыслей. Постепенно она расхрабрилась и бойко принялась перечислять, загибая пальцы.
– Молоко не успевают от коровы с пару принесть, а оно такое кислое, что уже и на блины не годится. Это раз. Яичницу пожарить невозможно: то тухлое яйцо, то и вовсе с двумя желтками. Это два. Тесто киснет, но не поднимается, отродясь такого не было. Это три. Да и не только у меня все не клеится. Вон и он тоже жалуется, – она обернулась, выискивая кого-то, – Рене, где ты, остолоп? Ходь сюды.
Из темноты коридора, чрезмерно кланяясь, выскочил конюх.
– Ну, – Эльза требовательно дернула его за руку, – говори.
Тот отдернул свою руку и пробормотал.
– А что тут говорить-то? Давеча у сивой жеребенок о двух головах родился, мы сожгли его от греха подальше. Мерин еще батюшки вашего ослеп на левый глаз. Скотницы жалуются, что петухи кукарекают без отдыха – беду кличут.
– Во-во, вашмилость, – отпихнула его Эльза, – а как молва разнеслась седня, тут мне и ясно стало. В замке ведьма завелась.
– Ведьма? – эхом повторила я. – И кто же?
– Ну, сами подумайте, кто недавно у нас появился?
И тут меня озарило.
– Вы что, подозреваете Мелани д’Эвилль, виконтессу д’Авен в том, что у вас молоко скисает, и петухи глотку рвут? – раздраженно спросила я.
– Да, может, она и не намеренно это делает, просто коли проклята, так и тянется за ней все худое. хотя вот на убийцу не похожа она, грустная она какая-то. Но все же надо наверняка испытать.
– Испытать?
– Да, есть верное средство. Люди испокон веков говорили, что ежели убить змею, отрубить ей голову, а в пасть ей положить зубок чеснока и в землю закопать, а как тот прорастет, взять его побеги, добавить в варево и подать в…
– То как раз наступит уже осень, когда чеснок твой прорастет, – невольно улыбнулась я.
Кухарка не растерялась и предложила еще одну мысль.
– Ладно, попробуем. Иначе вы не успокоитесь, – вздохнула я, уступая.
В главном зале я встретила сияющую Мелани. Она помахала перед моим носом пучком сорванных трав, звонко закричала так, что голуби с шумом вспорхнули с крыши:
– Нашли, Агнесса, ты понимаешь? Мы их нашли! Теперь все будет хорошо!
Она схватила меня за руки и закружила по залу. Мне стало неловко за мое недоверие к человеку, который, не щадя себя, облазила всю округу ради моего отца. Однако, поразмыслив, я решила, что предстоящее испытание – просто безобидная шалость, и мы вместе с Мелани посмеемся над суевериями глупышки Эльзы.
Вечером я зашла за Мелани и попросила ее прогуляться со мной по замку, чтобы развеяться немного от печальных дум. Пока мы бродили по залам, я раз за разом бросала на нее взгляды искоса, пытаясь заметить хотя бы какой-то неприметный знак зла. Но молодая женщина была обворожительна, добра и мила, лишь изредка позволяла себе легкие колкости при шутливом описании придворных французского двора. Медленно продвигаясь по замку, мы как бы случайно оказались рядом с кухней, откуда через распахнутую дверь повеяло приятными ароматами. Я призналась, что проголодалась и увлекла свою спутницу через распахнутую дверь на кухню, предложив раздобыть немного сыра и свежеиспеченного хлеба.
Я взяла Мелани под руку и, непринужденно расспрашивая ее о любимых блюдах, подвела к большому столу на кухне. Я припомнила, как любила маленькой сбегать сюда от прислуги и часами наблюдать, как готовился хлеб, наслаждаясь его запахом.
Пока я отвлекала свою гостью детскими воспоминаниями, помощница кухарки тихонечко прошмыгнула за нашими спинами к стоявшей в углу среди кухонной утвари метле. Девушка перевернула ее вверх тормашками, поставила обратно, захлопнула дверь и отошла, как не в чем не бывало.
Мы расположились за столом, и кухарка подала нам яблоки, орехи, немного сыра, но без хлеба. Сама же взяла крынку скисшего молока, перелила в котелок над огнем и, медленно помешивая, уставилась на нас.
По мере того как молоко начало нагреваться и закипать, Мелани заерзала на стуле, сперва понемногу, словно не могла удобно расположиться, но вскоре движения ее стали более лихорадочными: она то хваталась за голову, то растирала себе виски и глаза, то прижимала руки к груди, то вставала и снова приседала. На лбу ее проступили капельки пота, а глаза заметно раскраснелись. Наконец, не в силах больше выдерживать какие-то внутренние муки, сославшись на недомогание, она решила покинуть нас, чтобы прилечь после долгого дня.
Мелани быстро подскочила к двери и распахнула ее порывистым движением, но внезапно отпрянула всем телом назад, как если бы кто-то невидимый схватил ее за плечи сзади и не дал сделать шаг, притянув к себе. На мгновение она растерялась, но быстро собралась и притворилась будто ей на ум пришла некая мысль и заставила ее неожиданно задержаться. Вслед за этой игрой, она развернулась, оглядела нас очень внимательно и медленным шагом вернулась обратно на свое место со словами.
– А знаете, я же забыла похвалить твоего сынишку, Эльза! Без него я точно не справилась бы, – Мелани хитро улыбнулась поклонившейся кухарке, и, прищурившись, осмотрелась по сторонам, – Какая мать, такой и сын. Оба толковые. Хорошо у тебя на кухне, везде чисто. Порядок. Все с умом расставлено.
– Ой, вот только метелка у тебя на дыбах стоит, еще возьмет да упадет шумно – напугает! – она легко вспорхнула со стула и, не дав нам опомниться, подскочила к метле и вернула ее в нормальное положение.
– Нет, все же пойду я. Если уж решила – надо уходить, – с облегчением рассмеялась молодая
