будем, тетенька!
— Возьми-и! Нам тут есть нечего!..
— Ай-ай, плохо как, — вздохнув, участливо сказала бурятка. — Однако, у самой девчонки три тоже, мужика нету. Война была, мужика брали, пропал мужик… Ай-ай, плохо как!..
— Возьми-и, тетенька!..
— Ай-ай, делать что будем? Не брать — совсем будет плохо вам. Соседа просить надо, много не возьмет, двоих возьмет, однако… Лошадей надо поить, соседа пойду искать, говорить буду…
Степка и Андрей быстро распрягли тощих монголок и, оседлав, ускакали к речушке, а мы с Колей и Сашей принялись помогать доброй женщине укладывать на телеге опростанные бочонки, мешки, кринки.
С восходом солнца выехали в Сахюрты. Я, Степка и Саша — с буряткой, а наши «обозники» и Синица ехали где-то впереди, на телеге ее соседа.
Теперь дорога была уже и с выбоинами. И шла она лесом, да таким густым, что иногда верхушки сосен сплетались над головой и становилось сумрачно, как после захода солнца. И прохладно. Зато как хорошо было выезжать на прогалины и поляны! Мрак отступал, и яркий солнечный свет слепил глаза и согревал тело. Вот бы никогда не было ночи!
К концу второго дня мы уже подъезжали к Малому морю. Леса стали редкими, холмы и увалы круче. Но радость по случаю конца путешествия была краткой: на последнем привале Степка извлек из мешка черный сухарь и глухо спросил:
— Как делить будем?
— И все?! — ахнули мы хором.
— Все — у вас в брюхе, а этот еще тут, — кисло улыбнулся Степка. — Делите, а я так, на картошке. Я привычный.
Но мы разделили сухарь на всех. Пообносившиеся, прокоптевшие у костров, мы и в самом деле походили на беспризорников, каких в Иркутске было немало. Степка уже хотел бросить в ведро нарезанную картошку, но наша хозяйка порылась в мешке, вытащила из него жирного омуля и, сочувственно поцокав языком, подала Степке: — Бери, мальчишкам свари уж. Сейчас Сахюрты будут. однако.
Уха вышла на славу. Правда, омуль оказался засоленным, и после ухи страшно хотелось пить, но зато надолго отступил голод.
И опять потянулась тяжелая, ухабистая дорога…
Остров Ольхон и тетя Даша
…Представляю, что чувствуют великие путешественники после долгого скитания по морям и пустыням, вдруг увидев то, к чему они так стремились. Мы не были великими и не бороздили морей и пустынь, пробыв всего пять дней в пути на довольно удобном транспорте, но, увидав с холма Малое море, а за ним Ольхон, так громко кричали «ура» и кидали вверх кепки и тюбетейки, что шарахались кони. Удивительная радость охватывает тебя всего, и сразу же забываются невзгоды, проголодь, опасности и несчастья. Все это уже позади, а впереди знаменитый бескрайний степной Ольхон, рыбаки и Степкина тетка!
Поблагодарив добрую бурятку, мы наперегонки бросились с горы к Малому морю. С разбегу влетели в холодную чистую воду, запрыгали, заплескались. Собственно, моря и не было: до Ольхона ближе, чем до любого острова на Ангаре, и я до сих пор не знаю, почему этот пролив называется морем. Может быть, в другом месте он и шире, но здесь его переплыл бы любой хороший пловец.[19]
Напрыгавшись, накупавшись, мы пошли к причалившему к мосткам парому. Паромщик оказался на диво сговорчивым старичком и только предупредил нас не стоять у самого края и не нырять на дно допрежь батьки. Мы уселись на дощатый пол между телегами и с любопытством и трепетом глядели на остров, на разбросанные по нему маленькие избушки, на сгрудившихся у пристани людей и повозки.
— Гляньте, пацаны, милиционер! — тревожно выкрикнул Степка. — А что, как спросит: кто такие, куда, зачем едем?
— Как — куда? А к твоей тетке! — не понял я его беспокойства.
— Вшестером-то? Чудо ты, Коля: кто же вшестером к теткам ездит? Да еще из Иркутска! Ну, да ладно. Только я буду говорить, а вы дакайте, ясно?
Паром легонько стукнулся о бревенчатый настил, и мы спрыгнули на берег. Ольхон! Вот он, конец путешествия! Пусть теперь завидует Валька Панкович и все его холуи! Они только в книжках читали о путешествиях, а мы сами! Да еще без билетов, без денег, зайцами!..
Но не успели мы смешаться с толпой, чтобы не привлечь к себе внимания милиционера, как тот сам подошел к нам, вынул из кирзовой сумки какие-то фотокарточки, посмотрел на них, на нас и, удовлетворенно крякнув, громко сказал:
— Вот вас мне и надо! Кто такие?
Мы оторопели. Что сказать? Как назвать себя? Выручил Степка:
— А мы тутошние, дяденька. Из Сахюрты мы…
— Тутошние, говоришь? — грозно переспросил усатый милиционер. — А вот разберемся, какие вы: тутошние или еще какие. А ну, за мной!
Нас немедленно окружили буряты. Но милиционер приказал им разойтись и, еще раз скомандовав нам следовать за ним, повел в рыбацкий поселок.
Куда он ведет нас? В милицию? Или прямо в тюрьму? Люди оглядывались на нашу процессию, ребятишки таращили глаза и тыкали в нас пальцами…
— Стой! — скомандовал милиционер. — И никуда, ясно? Все одно — словим! — Он еще раз окинул нас строгим взглядом и вошел в небольшую избушку, в одно из окон которой была вделана настоящая тюремная решетка.
Я струсил. Да и Степка, пожалуй, чувствовал себя не в своей тарелке, забыв, наверное, о родной тетке, которая могла бы еще выручить нас из беды. Вернулся наш грозный страж еще с одним милиционером, видимо старшим, так как старательно доложил ему подробности нашей поимки. Но этот второй показался мне не таким страшным. Он даже весело подмигнул нам и шутливо спросил:
— Как оно, беглецы? Нагнали родителям страху?
Мы молчали.
— Значит, Америку прибыли открывать? Ишь вы, Колумбия! А матери, поди, слезы льют, весь Иркутск обежали. Не жалко вам матерей, что ли?
— А мы к его тетке приехали, — жалобно сказал Саша и показал на Степку. — У него тетка родная тут. Тетя Даша… Макарова…
— Слыхал о такой. Тетка, говоришь? — подозрительно прицелился он на Степку.
— Ага, тетя Даша. А вы знаете? — обрадовался Степка, видя, как подобрело безусое лицо старшего.
— А вы к кому? — обратился тот к нам. — С ним, что ли? — кивнул он на повеселевшего Степку.
— Ага, с ним, — поспешил Саша. — Слабый он и дороги один не знает. А мы привычные, дяденька. Отпустите нас…
— Ишь ты! Видал? — обратился старший к помощнику. — Все за одного, один за всех! У нас, Силантий, и то не всегда этак бывает, верно?
Но усатый милиционер только крякнул.
— А врать-то, видать, горазды. Ну, да об этом после. А тетку твою,