вспомнить, что философ Франц Брентано, а вслед за ним Эдмунд Гуссерль определили существо мышления через понятие интенциональности. Термин происходит от слова «интенция» – направленность на объект. В самом деле, мы постоянно мыслим «что-то», некое «нечто».
Франц Брентано
Эдмунд Гуссерль
Само наше мышление – это выделение фигур из фона, отграничивание их и дальнейшая игра с получившимся фиктивными штуками в бесконечном калейдоскопе зеркал нашего мозга.
Вечное возвращение того же самого, превращающееся в дурную бесконечность.
Тот ли сейчас миг, повторение которого вы бы желали себе на протяжении вечности? Нет, ни один из них нас не устроит – ни одна петля на деле не лучше и не хуже другой.
Но что если мы смотрим не на петлю, а в её просвет? Что если мы мыслим не объекты петли, а само своё мышление, или, как я говорю в методологии мышления, мыслим не содержательно?
Да, мы не можем отказаться от мышления, а интенциональным мышлением мы лишь создаём страдания. Однако, мысля само своё мышление, перед нами уроборос: круг, через просвет которого мы и обретаем своё бытие, соприкасаемся с Миром.
Мышление, занятое собой, освобождает нас от иллюзорного мира вещей, в котором мы лишь длим собственную иллюзорность.
В игрушечном мире ненастоящих вещей, созданных нашим мозгом, мы живём ненастоящей жизнью. И пока мы соглашаемся играть в эту игру, мы сами – лишь игрушка собственного мозга. Конечно, мы обречены на страдание – ведь мы не живём, а лишь мыслим свою жизнь.
Эта игра позволила нам создать относительно комфортные условия существования. Но лишь существования, не бытия. Нам больше не нужно спасаться от хищников, искать корешки или бегать по лесу за добычей. Мы выживаем, но не становимся счастливыми.
Напротив, мы стали лишь всё чаще задаваться вопросами о смысле своей жизни и предсказуемо не находим ответа. Страдаем, придумываем себе иллюзорные цели, чтобы заново пострадать.
Правда в том, что в мире выживания нет смысла. А если мы уже и так выживаем, то в чём смысл? Просто пройти уже предначертанный нам путь от рождения к смерти? Это стоит наших страданий?
Хоть наши страдания и бессмысленны, это всё равно – страдания. Страдания, вызывающие сочувствие и сострадание, потому что нет ничего хуже, чем страдать незачем – без всякой цели и смысла.
Если бы страдание к чему-то вело, что-то давало бы человеку, то оно было бы оправдано. Однако если оно ни к чему не приводит, а лишь самовоспроизводится, то это и есть Ад, который мы изо дня в день создаём для самих себя.
Мы разъяли тело мира выдуманными границами, обложились обрезками этих карт реальности и расстраиваемся, что не знаем, куда нам идти. Что это, если не подлинное безумие разума?
И пока не осознаем всей этой игры, мы будем страдать, а жизнь тем временем пройдёт для нас в страшном сне бессмыслицы – или, как красиво сказал об этом Мартин Хайдеггер,
в «забвении бытия».
Просвет бытия
Человек существует таким образом, что он есть «вот» Бытия, то есть его просвет.
Мартин Хайдеггер
Мы погружены в повседневность – захвачены собственным галлюцинозом образов и представлений, придуманных слов и выдуманных отношений с такими же, как мы, пациентами нашего общего, цивилизационного сумасшедшего дома.
Нам кажется, что мы такие серьёзные, обстоятельные, решаем какие-то суперважные задачи, что-то постоянно варим в своей голове… Но, объективно говоря, мы лишь прокручиваем в тубусе игрушечного калейдоскопа битые цветные стекляшки гештальтов своего мышления.
Само устройство нашего мозга – конструкция его зеркал, которые я описал в книге «Машина мышления», создаёт эту оптическую иллюзию – видимость прекрасных изображений. И весь этот калейдоскопический галлюциноз создаётся нашим мозгом просто потому, что ему нужно чем-то заниматься.
Таков «мир сущего» – всего существующего для нас в нашем же собственном представлении лишь потому, что мы это выдумали.
Мартин Хайдеггер
Мартин Хайдеггер говорил, что в этом выдуманном сущем мы захвачены повседневностью. Наши представления служат утилитарным целям, и он даже придумал для этого специальное слово – «подручность»: то, что находится у нас под рукой, то, чем мы пользуемся.
«Подручность» создаётся «орудиями» слов, о чём писал Лев Семёнович Выготский. И этот мир «подручного», сознания, языковых «орудий» – та самая дурная бесконечность: мы переходим от одного представления к другому, никогда не соприкасаясь с самим бытием.
Наше сознание, наше мышление в привычном его понимании – лишь расчётная машина, которая постоянно что-то калькулирует, вычисляет. Мы решаем практические задачи, ловко «орудуя» понятиями и представлениями. Тубус калейдоскопа крутится и крутится…
Но если «сущее» – это наша иллюзия, галлюциноз мозга, то где же подлинная реальность? Её-то Хайдеггер и называет бытием. Помните этот экзистенциальный вопрос: «Быть или казаться?» У Шекспира в «Гамлете» принц датский формулирует этот вопрос ещё проще: «Быть или не быть?»
«Казаться», или «не быть», – это находиться в плену собственных иллюзий, галлюцинаций своего сознания, всего суетного и подручного. «Быть» – это освободиться от этого плена.
И конечно, сама возможность этого освобождения повергает нас в ужас…
Ведь это значит отказаться от всего подручного, от всех наших представлений, от того, что кажется нам действительно существующим. Отступить от сущего – это, если угодно, прыжок веры, который Мартин Хайдеггер и называет «Ужасом Ничто».
Мы привычно спасаемся от этого Ужаса в повседневности, в болтовне – в суете сущего. Потому только Ужас способен вытолкнуть нас за пределы сущего к подлинности бытия.
Парадоксальным образом, когда все наши обычные смыслы и значения рушатся, когда мы теряем все ориентиры, происходит тот самый «Просвет Бытия».
И это не какое-то новое знание или понимание. Напротив, это момент, когда все наши привычные «знания» и «понимания» обнаруживают свою пустотность, необоснованность, иллюзорность – просто кружатся по петле уробороса.
И в этом Ужасе мы впервые сталкиваемся с тем, что всегда было здесь, но оставалось скрытым от нас за пеленой наших представлений, – с самим бытием. Ужас открывает нам, что мы – это и есть «Просвет Бытия», – не петля, а наши отношения с миром в её просвете…
Если «я», как говорит Витгенштейн, – это граница мира, то мы, не отрицая себя, можем стать просветом – линзой, через которую свет Бытия преломляется бесчисленностью цветов нашей жизни.
И чем выше уровень нашего осознания, чем шире обзор нашего несодержательного мышления, тем больше наш просвет и тем богаче спектр цветов Мира, открывающегося нам в Бытии.
Та самая подлинность…
Путь героя
Цель индивидуации – не что иное, как освобождение самости от фальшивых обёрток персоны, с одной стороны, и лишение изначальных образов их суггестивной силы, – с другой.
Карл Густав Юнг
В каждой древней культуре мы находим миф о перерождении героя. Для этого он должен покинуть привычный ему мир, пройти через разнообразные испытания и даже символическую смерть.
Возрождаясь, он обретает дары подлинной мудрости, с которыми и возвращается в свой прежний мир, чтобы отныне уже помогать не себе, а другим.
В рамках мифа – это, конечно, просто красивая история. Но её универсальность, с точки зрения аналитической психологии Карла Густава Юнга, не случайна. По сути, перед нами формула внутренней трансформации – вызов, испытание, смерть, возрождение, служение другим.
Карл Густав Юнг
Да, многие аспекты теории Юнга кажутся мистическими, странными – «коллективное бессознательное», «архетипы», «Персона» и «Тень», «Анима» и «Анимус». Но эта «мистичность» – не более чем аллегорическая форма изложения, и не следует понимать это слишком буквально.
Конечно, описывая процесс индивидуации, или, как я
