чтобы полностью постичь ее. А Ники оказалась лгуньей. Она делала ей, Хлое, больно нарочно. Это было единственное возможное объяснение.
Ники опять потянула сук, и Хлоя закричала еще громче, пытаясь отбиться, но ее попытки были тщетны. Она не могла сдвинуться с места – боль пригвоздила ее к земле. Глаза вращались, описывая в глазницах тошнотные круги, ища хоть что-то, что отвлечет ее от этой боли, от паники и страха.
Хлоя могла бы поклясться, что, перед тем как наконец отключиться, она видела: Адам, до того весь скрюченный, встал с земли и побежал в лес.
Но Паркер же сказал, что ранил его в ногу.
Ники дернула еще раз. Все вокруг начало заволакивать тьмой, и на мгновение у Хлои мелькнула мысль: что ж, по крайней мере, если я отключусь, мне будет не так больно.
Но за тьмой таилось что-то еще, что-то глубокое и древнее, что-то такое, что прикрывалось пустотой как маской. Из этой тьмы, словно воспоминания, вставали образы, хватая Хлою своими холодными костлявыми пальцами. Она не понимала, что именно видит, но ей не оставалось ничего другого, как погружаться в эту тьму, завладевшую ею.
Девушка бежала по лесу, ее легкие горели, но она не могла замедлить бег, не могла остановиться. Она не могла себе этого позволить. Только не теперь, когда он так близко. Она не знала, что он сделает с ней, если догонит.
Воспоминания захлестывали Хлою, как волны в реке, которые невозможно задержать. Она бежит слишком долго. Она слишком устала. Она не помнит даже своего собственного имени.
Подробности начали вытекать из ее сознания, как будто ее пронзили клинком или чем-то похуже; они пульсировали в такт биению ее сердца.
Она теряла частицы себя с тех самых пор, как убежала из Маунт-Холли, теперь она это понимает. И ей придется распроститься с последними частицами, если она хочет выжить. Та женщина, которая избежит смерти, больше не будет ею, она будет чем-то совершенно иным. А пока она знает только одно – ей надо убраться отсюда, и сделать это быстро.
Она поднялась на холм и оказалась на прогалине, в центре которой стояло огромное дерево – древний черный дуб исполинских размеров. Его ветви были толсты и скрючены, корни превосходили по толщине мужскую ногу, узловатые и наполовину выступающие из земли. В нем имелось дупло, в котором она сможет спрятаться, если только втиснется, конечно.
– Глас Божий привел меня сюда, – сказала она себе. – У Бога есть план насчет меня. Бог меня защитит.
Встав одной ногой на ближайший корень, она ухватилась обеими руками за самую нижнюю ветку, подтянулась и втиснулась внутрь дупла. Там она прижалась к крошащейся древесине, надеясь, что темнота скроет ее, когда он придет сюда. Из своего убежища она могла видеть вдалеке, в промежутке между деревьями, клочок неба, окошечко, ведущее в бесконечность. Она может спрятаться здесь, и, если ей повезет, он пройдет мимо, этот мужчина, похожий на скелет. Безумный мужчина в сопровождении призраков, со своими топором и огнем.
Все это будет потом, а сейчас она находится именно там, где надо, где ей и надлежит быть.
* * *
Послышался жуткий чавкающий звук, и глаза Хлои открылись. Она пробудилась под истошный крик, лишь смутно осознавая, что кричит она сама.
Она вернулась. Она не втиснута в какое-то дерево, как в гроб. Она здесь. Она здесь.
На миг ее охватило такое чувство, будто ее отключили, словно она была лампой или тостером, вилку которого вытащили из розетки, вырубив электропитание одним резким рывком.
Ники все еще стояла рядом с ней на коленях, обеими руками держа острый окровавленный сук и глядя то на него, то на Хлою.
– Я же говорила, что это поможет, – выдохнула она. – Теперь с тобой все будет хорошо.
Хлоя попыталась заговорить, но с уст сорвался только тихий, жалобный стон. Затем глаза снова закрылись, и она погрузилась в огромное милосердное небытие.
8
Паркер не знал, когда именно до него начал доноситься тихий плеск волн, он знал только одно – когда он впервые заметил этот звук, ему показалось, что тот был слышен всегда, сливаясь с шелестом листвы на ветру и голосами животных и птиц. У него мелькнула мысль, что он, возможно, дошел до края Пайн-Бэрренс, туда, где деревья встречаются с океаном. Но нет, это было невозможно.
Или все-таки возможно?
Он оглянулся на Нэйта:
– Думаю, ты вряд ли можешь взлететь над верхушками деревьев, чтобы сказать мне, куда именно я иду. Или тебе это все-таки под силу?
Нэйт сплюнул, но его плевок так и не коснулся земли.
– О чем ты, мать твою?
– Я хочу спросить, может ли этот твой трюк с телепортацией сработать вертикально? Чтобы мы лучше поняли, куда идем?
– Это не трюк, чувак. Я просто пытался оставаться рядом с тобой, и, по правде говоря, я не знаю, как именно это работает. Я старался не отставать, вот и не отстал. Но летать? Нет, призраки не могут этого делать. Поверь мне, это было первое, что я попробовал сделать, но это дохлый номер. Оказывается, быть мертвым – это такая же лажа, как и быть живым.
– Как же нам повезло, – сказал Паркер.
– Да ладно, не я же создал эти правила. Я просто следую им. Или как там это называется. – Нэйт повернулся на месте, оглядываясь по сторонам. – А почему ты вообще спрашиваешь?
Паркер остановился и посмотрел на него:
– Послушай, я в общих чертах представляю, куда мы идем. Наш лагерь находился здесь… – он провел в воздухе черту указательным пальцем, ткнув ногтем в ее начало и конец, – а сгоревший дом был здесь.
– Понятно, – ответил Нэйт. – Но что с того?
– Думаю, нам надо найти этот водоем.
– Какой водоем?
– Разве ты не слышишь его?
– Да нет…
– Просто прислушайся, ладно?
– Ладно. – Нэйт склонил голову набок и закрыл глаза. – Хорошо, я его слышу. Он далеко, но нам-то что?
– Я тут подумал, что, возможно, нам надо найти его и пойти по его берегу. Если мой отец услышал, то он однозначно пошел на этот звук.
– По-моему, это только твои догадки.
– Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Ведь он мой отец.
– Он был твоим отцом, – поправил его Нэйт.
– Пожалуйста, пожалуйста, перестань. Пожалуйста.
Паркер медленно осмотрелся. Деревья вокруг были настоящими исполинами, они росли здесь несколько веков до их появления в этом лесу и останутся здесь еще несколько веков, после того как не только для Нэйта, но
