долларов стоят! Представляешь?! Сколько рыбы можно было бы просто купить и не заморачиваться!
– «Купить»! Но ведь кто-то же должен её сначала поймать. А что там за история, кстати, была у Грини с рыбаком?
– О, это дивная история. Ну ты же знаешь, что Гриня всегда рыбачит в самых диких местах, причём ловит не какую-нибудь там рыбу – а благородную, сёмгу! А она, знаешь, какая бывает – до двух метров! И вот сидит он, значит, на берегу – и вдруг слышит крики отчаянные. Поднимает голову и видит такую картину: огромная рыба, гигантская! – тащит за собой рыбака! Тот орё-ёт! А удочку отпустить не может – тыща долларов! Кто ж отпустит?! Бог с ней, с рыбой – но удочка!.. И я спрашиваю Гриню: а дальше что? А он говорит: мол, не знаю, протащила того рыбака мимо нас, а чем дело кончилось – неизвестно. То есть они, все рыбаки, сидели – и тоже удочки отпустить не могли: тыща долларов! Я до сих пор про того рыбака думаю. Просто вижу эту картину: сидят рыбаки, а мимо них несётся чудо-рыба, поймала рыбака, тащит его по реке, рыбак орёт смертным криком, – а остальные рыбаки сочувствуют, но не могут бросить свою «тыщу долларов»…
Я смотрю на тебя и тоже вижу эту картину в духе Брейгеля: огромадная рыба уносит рыбака, а все смотрят. Никто не спасает. А потом они ещё рассказывают об этом и все смеются.
И только одна ты спрашиваешь: а что с рыбаком?
И портишь своим вопросом их весёлую историю.
* * *
«Рыба» – удивительное слово.
Например, так ты называешь свой незаконченный сценарий.
Ещё «рыба» почему-то возникает в домино.
И проплывает в мифах.
Её ловят апостолы.
А на древнегреческом это слово содержит в себе имя Христа.
«…мы рождаемся в воде и можем спастись не иначе, как пребывая в воде».
Так может, рыба унесла мужика по делу?
Персонаж
Один мой друг… Нет, знакомый. Нет, тоже не то… В общем, он появляется иногда в моей жизни. То есть это человек, время от времени создающий эффект своего присутствия.
Он ветерок. В том плане, что его явление всегда сопровождает ветерок из автомобильного окна, они неотделимы.
Он персонаж. Роль его в моей жизни – не главная, но со словами. И слов много.
Он рыбак. И сразу начинаются истории, ему важно внимание, слова собеседника не так важны, на авансцене – только он.
Потому что на самом деле он – актёр, служит в театре. Но его роль заядлого рыбака – моя любимая.
– …Я только с озера приехал. Налимов ловили с корешем. Отомстили им. В прошлый раз ни одного не поймали. Налимы вели себя бездуховно.
– Как?!
– Без-ду-хов-но.
Небо за окном – в белом войлоке, лишь нежная розовая полоска обвела лес по контуру.
– Красиво, да?
Мы наматываем круги по КАДу.
– А была такая рыба, которую ты поймал, но отпустил? Из благородства.
– Была. Краснопёрочка. Я её поймал, а потом мне что-то жалко её стало… И я подумал: дам ей последний раз подышать водой. На прощанье. Я ведь жалостливый. А она воспользовалась – и уплыла!.. Бездуховная.
– А домашние рыбки у тебя были?
– Конечно. У меня один раз меченосец сдох. Я плакал за креслом, мелкий ещё был. Он выпрыгнул из аквариума. Я прихожу с дзюдо – и вижу: меченосец лежит на полу, уже высохший, под батареей. У него были внутренние проблемы, и он предпочёл радикальный путь, который выбирали многие в девяностые. Суицид. …А ещё я сомика похоронил, где сейчас салон «Мицубиси» (на кладбище, можно сказать, стоит). А раньше там пустырь был. Ну вот, завернул я сомика в бумагу от новогоднего пакета, где поздравления были, пошёл на пустырь…
– Ты хотел рассказать про налимов.
– Записывай: невский таксист Каючи́на поехал на 44-й шуршать налима.
Он решил сразу надиктовать мне художественное произведение. Пытаюсь его остановить.
– Жвачку выплюнь сначала.
– Э, давай без этого, без питерского снобизма. Дальше, пиши: простуженный нос невысокого рыболова.
– Отстань.
– …чутко втягивал сырую прохладу, пиши-пиши.
– Сам пиши.
– Пиши, говорю, пока вдохновение прёт. …чутко втягивал сырую прохладу близкой, запятая, суровой, запятая, бушующей Ладоги.
– Давай уже про налимов?
– Подо́ждь. Так, чё там, на чём остановились?
– Бушующей Ладоги.
– Вот именно. …бушующей Ладоги. И лишь тонкая полоска прибрежного припая, лишь тонкая полоска прибрежного припа-ая, протянувшаяся вдоль порыжелой тресты… Ты пишешь?
– Я таких слов не знаю.
– Давай пиши. …Протянувшаяся вдоль порыжелой тресты, давала надежду нашуршать целое корыто и отомстить налимам. За бездуховное поведение в начале декабря.
А за окном автомобиля – май, Нева, рыбаки в резиновых сапогах по колено стоят в серебре, забрасывают сети: корюшка пошла.
Но мой рассказчик вошёл в образ – и его оттуда не вытащить.
– А рядом, значит, с Каючиной был Шурик по кличке Слепень. Запятая. Пацан лет пятидесяти с небольшим. В лихие девяностые бравший окуня по пятьдесят кил на рыло. Тебе было ноль, когда Шурик окуня ловил…
Дорога идёт вдоль берега. И все рассказы про рыб идут как бы вдоль жизни. Они даже не закрепляются в каком-то определённом времени. Как вода.
…На прощание он дарит мне налима и мокрый, вонючий, серебряно-серый пакет. И говорит: «Ну, покедова!».
Пока, рыбак.
Автомобиль уехал.
А на меня из пакета смотрело примерно пятьдесят пар прозрачных глаз.
Весь романтический вечер ушел на то, что я чистила, мыла, солила и жарила корюшку.
– Ну что? Тебе понравилась роль жены рыбака? – усмехаешься ты.
Нет, мне не понравилось быть женой рыбака. Но я люблю истории про рыбаков.
А сами рыбаки прекрасны, когда их уносят рыбы.
Они прекрасны – в режиме первобытного подвига. Наедине со стихией.
В Неву
Она зачем-то спускается по ступеням к Неве. Ночь.
И поскальзывается на последней, не охваченной водной стихией, но заледеневшей ступеньке.
Её спутник наблюдает ситуацию. Просто смотрит. Нет, возможно, он в волнении, но чисто зрительском. Никакой протянутой руки, никакого окрика, даже самого тупого, типа: «Эй, стой! Ты куда?!».
«В Неву. Я в Неву», – был бы ответ.
Ну то есть он не хотел составить ей компанию.
Несколько секунд она раскачивается между Невой и жизнью.
Ноги скользят, испуг оставляет только одну мысль: «умру».
Каким-то чудом жизнь перетянула её, и она оказалась на ступеньку выше.
Всё закончилось. Есть почва под ногами, она не скользит. Горизонт не завален. Ледяная мартовская Нева отражает ночное небо. Всё хорошо. Просто
