в то время как большинство благородных не отличат шутки от дальней солнечной системы. И вдобавок хорош собой, что тоже ему помогает.
Я презрительно кривлю губы:
– Тогда в чем же его слабость?
Дравик смотрит на Ракса поверх чашки:
– Пока не уверен.
Ракс заканчивает речь и сходит с трибуны навстречу волне аплодисментов. Хлопает даже король, а его шут в экстазе выделывает кульбиты. Толпа продолжает возбужденно шуметь, пока церемониймейстер не объявляет Дом Литруа. Собравшиеся обмениваются недоуменными взглядами, шепотки нарушают тишину.
– А-а, – лучезарной улыбкой Дравик словно бросает вызов застывшему лицу короля, – если не ошибаюсь, твоя очередь, Синали. Говори все, что пожелаешь.
– Что угодно? Даже правду?
– Правду в особенности.
Я поднимаюсь и шагаю к трибуне между рядами столов, за которыми сидят благородные. Мы с Раксом идем по поросшей травой дорожке навстречу друг другу. Пяти недель мне хватило, чтобы забыть, какой у него устрашающий вид, – на экране виза он смотрелся мельче, чем эта здоровенная конструкция из мышц и костей, которая надвигается на меня сейчас. Я не свожу глаз с королевского трона. Мы наконец встречаемся, и я чувствую шипящее потрескивание в воздухе вокруг Ракса, которое, кажется, больше никто не замечает. В солнечных лучах, направление которых искусственно изменено, его волосы сияют как платина, в радужках оттенка красного дерева вспыхивают золотые крапинки. Мы снова оказались слишком близко. Почему это так нервирует меня? Ведь он всего лишь еще один благородный.
Ракс одаривает меня улыбкой:
– Встретимся на арене, ага?
Я бросаю в ответ:
– Полагаю, ненадолго.
Мы расходимся, красный шелк и голубой удаляются друг от друга, а потом я замечаю обращенный на меня взгляд зеленых глаз короля.
Но не кланяюсь.
Вновь поднимается шепот. Шут притворяется, будто падает в обморок с ходулей, прижимая тонкие ручки к цыплячьей груди. Стражники в твердосветных доспехах напряглись, а король ждет, разглядывая мое платье, его голубизну и серебро. Я встаю на трибуну, и она поднимается, жужжа неоном. Дом Отклэров наблюдает за мной, включая Мирей, которая сидит за их столом. Смотрят все: благородные, священники, новостные каналы, Ракс, Сэврит и Дравик. И семеро убивших ее. Где-то на Станции на меня, возможно, смотрит и наемный убийца, их марионетка.
Я стучу по визу, чтобы включить его. Мне хватило времени порепетировать то, что последует за этим.
– Мое имя Синали фон Отклэр. Мою мать звали Габрийиль Джин Уостер. Десять месяцев назад ее убили семь человек, присутствующих на этом банкете.
Я стою слишком высоко, чтобы слышать реакцию на мои слова, но я ее вижу: шокированная неподвижность, ладони, зажимающие рты. По двум произнесенным именам собравшиеся поняли, что я бастардка и чья именно. Придворные переводят взгляды на белый с золотом стол, потом друг на друга и на короля Рессинимуса. Я оттягиваю платье на груди – корсет и кружево царапаются, но мне все равно, я обнажаю горящее тело, ощущая холод.
– Этот шрам – доказательство: семеро людей, о которых я говорю, убили мою мать и пытались убить меня.
Толпа подо мной приходит в беспокойство, люди переглядываются, вскакивают, грозят мне кулаками. Мирей сидит не шевелясь. Дом Отклэров тоже, как и Дравик. Кажется, я наконец могу прочитать его выражение: его глаза поблескивают почти… горделиво. Сэврит смеется и качает головой. Ракс уставился на меня не моргая.
Отец и не подумал предупредить нас, но этих людей я предупрежу.
– До начала первого тура Кубка Сверхновой эти семеро должны обратиться в любое крупное информационное агентство. Далее им следует выступить по визу с официальным публичным объявлением, признаться в своих преступлениях и подробно рассказать о них. Если они этого не сделают, то лишатся жизни.
Наконец толпа взрывается.
Ее ярость не оставляет и следа от безмятежности в саду, стража решает действовать, точки лазерных прицелов щекочут мне кожу, но я пришла сюда, не ожидая ничего, кроме сопротивления, – и Дравик привез меня во дворец, рассчитывая именно на это. Он не пытался отговорить меня, лишь посоветовал сказать правду. На миг я слышу в ушах гул страха: если меня застрелят сейчас, все будет кончено. Все, ради чего я так старалась. Все, ради чего страдала.
Я перевожу взгляд на бывшего принца – ведь вы не стали бы привозить меня сюда только для того, чтобы я умерла?
Капля пота медленно стекает по виску Дравика. Он не из тех, кто истекает потом, кричит или брызжет слюной. Он всегда скрывает свои эмоции, однако теперь его губы складываются в знакомое мне слово, впечатанное в мои барабанные перепонки монотонностью тренировок…
«Держись».
До Дравика, до езды на Разрушителе Небес истинный смысл слов я принимала как само собой разумеющееся. Держаться значит быть терпеливой, ждать, пока не захочется лишь одного – бежать. Выстоять, пока не станет слишком поздно.
Держись, даже когда вселенная пытается растерзать тебя.
– 8. Экзоссо
Exossō ~āre ~āuī ~ātum, перех.
1. вынимать кости
Под какофонию танцев и пьяного смеха над диваном мерцает голоэкран. Обдолбанный тип, сидя лицом к нему, громко храпит. Девчонка с короткими черными волосами и решительными глазами цвета льда пристально смотрит в глубину наркопритона.
Дождь замирает. Свет в притоне мигает, хотя одурманенные посетители редко замечают это. Тощий коротышка в балахоне, ведущий Дождя на встречу с хозяином, тоже останавливается, вскинув брови.
– Что-то не так, сэр? Это же просто обычные перепады напряжения.
Дождь не отрываясь смотрит на девчонку с глазами цвета льда. Коротышка в балахоне хихикает:
– Знакомы с ней? Не желаете встретиться? – В этот момент виз мигает, камера меняет план, показывая банкет у короля, и коротышка вздыхает: – А, она из благородных. Виноват, сэр, предложение отменяется.
Мельком увидев свое отражение в бронзовом зеркале, Дождь поднимает маску повыше, пряча лицо. Перерезав горло той матери и вскинув кинжал, чтобы заколоть девчонку, он успел заглянуть в ее глаза. Глаза у нее были в точности как у него, без следов операции, и на миг у него возникло чувство, будто он встретил в Паутине еще одного паука, кого-то из своих братьев и сестер. Чутье перевесило логику: а вдруг они кровная родня? Паутина воспитала в нем преданность семье, тем, кто связан с ним в этой жизни, и он любил своих близких больше всего на свете. Мысль о родной семье постоянно присутствовала в его мечтах и сновидениях, и тут появилась она – или случайно встреченная генетическая редкость, или его драгоценная часть, мыслям о которой он предавался так долго.
А теперь она попала ко двору нова-короля. Дождь служил наемным убийцей благородному Дому, и она
