желал, чтобы князем становился Раткар, и просто так я ему этот титул не отдам. Я дочь рода Эффорд, который ведет начало от зарождения мира.
Взгляд у нее стал непримиримым и жестким, точно как у Хаверона, когда она раздражался или гневался. Феор одобрительно хмыкнул.
— Смелая. Отец был бы горд вами.
Невеселая улыбка на мгновение тронула уголки губ Аммии.
— Но угроза все же велика. Если не бежать, то нужно скорее найти покровителя, — добавил первый советник.
— Мужа?
Феор кивнул.
— Пока не поздно. Высокородный муж накинет на вас плащ и защитит одним своим именем. Есть достойные люди. Вам все равно придется стать женою, теперь или позже. Так не поторопиться ли?
Какое-то время княжна молча размышляла.
— Как ты думаешь, это правда сделал Раткар? Нарочно погубил дядю?
— Весьма вероятно, — осторожно ответил первый советник.
— Может, он и отца моего спрятал в темницу?
Эта мысль приходила ему в голову, но Феор отбросил ее — слишком муторно. Выкрасть князя из собственного дома гораздо сложнее, чем просто перерезать тому горло во сне.
На лестнице послышались шаги, негромкое бормотание Кеньи и позвякивание чашек на подносе.
— Был день, когда я убежала из дома, — вдруг произнесла Аммия. — Об этом никто не знает. Я выскочила за ворота и пошла рвать васильки, чтобы потом свить венок для дяди.
Феор вскинул бровь, выпучил глаза.
— Как?! Когда?!
Княжна нетерпеливым жестом прервала его.
— В тот день случилась Погибель, такая сильная, что все свалились в обморок, но не я. Я услышала этот рев возле старой шахты, а после встретила порченого. Он схватил меня и поволок к пещере. И там… там что-то случилось, что-то непонятное и пугающее, — Аммия тараторила быстро, спеша договорить, пока не вернулась служка. — Во мне будто прорвалась некая сила, которая до этого спала. Огонь. Белый и чистый, как свет. Не знаю, куда делся порченый, только помню, как возвращалась в город. Меня так никто и не хватился, все были без сознания. Я забралась в кровать и уснула, а когда проснулась, все было как раньше. Позже Хинтр сказал, что только ясноглазому под силу выдержать такое. Что все это значит, Феор? Почему я не уснула, как все? Что я сделала с порченым?
История эта была настолько сказочна, что Феор потерял дар речи. Однако княжна как будто говорила искренне и верила своим словам.
— Вы выходили из города одна?! Видели порченного?! — переспрашивал он, слишком изумленный началом истории, чтобы вникнуть в нее целиком.
— И расправилась с ним.
В памяти вспыхнули древние легенды и старые сказки об Истинном огне, живущем в людях, о давно забытых ясноглазых, о грядущих временах героев и яростных битв. Вот почему она спрашивала про Скитальца!
Нет, девушка просто слишком перенервничала и выдает фантазию за быль. В таком исступленном состоянии это не удивительно.
— Не сон ли это был, княжна? Вы говорите, что вернулись к постели, — осторожно уточнил Феор.
Аммия сокрушенно закивала, не особенно удивившись сквозящему в этих вопросах неверию.
— Вот и ты считаешь меня ребенком, что сочиняет небылицы. Поэтому я боялась сказать. Мне бы никто не поверил, даже дядя. Мне тогда было девять лет. Я и сама стала сомневаться, что все это случилось на самом деле. Но это было! Я ничего не придумала. Может, Имм что-то знает об этом?
— О чем?
— О людях, внутри которых бушует пламя. О ясноглазых.
— Но княжна…
— Я знаю, что у меня не фиалковые глаза. Я не ясноглазая. Мне просто интересно.
— Хорошо, я поговорю с ним, но вы ведь знаете, храмовники так погрузились в свою веру, что за каждодневными ритуалами не видят того, что происходит прямо под носом. Им все равно. Они будут вечно ждать спасения и не пошевелят пальцем, чтобы помочь самим себе.
Аммия по обыкновению уперлась взглядом в дубовые доски пола.
— В храме есть книги. Их я и спрошу.
— Спасибо тебе, — улыбнулась девушка.
Едва они успели договорить, вошла Кенья с подносом, уставленным парящими плошками. Потянуло свежим ржаным хлебом, терпким молоком, жареной бараниной и хрустящим запеченным луком. Вряд ли после пережитого это возбудит аппетит юной Аммии, но быть может, немного отвлечет от горьких мыслей.
Феор попрощался и, размышляя над речами Жердинки, направился домой в надежде урвать хоть часть ночи дня сна. В лицо ему летели крупные хлопья снега, гулял пронизывающий ветер. Он очень устал. От перемены погоды жутко болели суставы. Возраст напоминал о себе.
Страсти в городе подутихли. Почти все разбрелись по домам, лишь дружинники мельтешили у гридницы и о чем-то громко спорили. Мимо Феора, едва не зашибив его, проскакал всадник.
— Данни! — узнал он рыжего сотника и поднял руку. — Постой.
Сварт услышал, придержал коня. Светло-голубые глаза его в темноте сделались подобными углям, словно мрак поселился в них. Челюсть рыжего была крепко стиснута, взгляд решителен и тверд.
— Соболезную. Твой брат был отличным командиром, жаль терять таких бойцов. Без него станет тяжко.
Чуть помедлив, Данни ответил:
— Мать наказала нам защищать друг друга во что бы то ни стало. Только так, мол, спасемся. А я его не уберег.
— Это не твоя вина.
— Теперь уже неважно. Нас всех ждет темная и долгая зима. Ты от княжны? Как она там?
— Вроде бы держится, но за ней нужно присматривать. Столько всего навалилось на нее в последнее время. Такое горе может сломить любого.
Сотник кивнул и глянул Феору в глаза.
— Я отомщу и за нее тоже. Нельзя дать этому змею засесть в княжеское кресло.
— Я помогу тебе, только, пожалуйста, не спеши. В первую очередь защитим Аммию и найдем союзников, а уж потом скинем Раткара.
Данни неопределенно кивнул.
— Ехать надо, — буркнул он и, не дожидаясь ответа, пришпорил коня.
— Да рассеется тьма, — напутствовал Феор растворившегося в ночи всадника.
Глава 5 - Монах с юга
Аммия не смогла бы сосчитать, сколько раз в ту ночь принималась плакать. От слез подушка на гусином пере вымокла, пришлось скинуть ее на пол.
Соседняя комната теперь пустовала, и оттого вечерами становилось страшно. Ветер ухал и завывал за окном, а бревна терема стонали и скрипели, вторя ему. Беспокойные думы роились в голове и перебивали одна другую. Хотелось поскорей уснуть, только
