чтоб избавиться от них.
Лишь под утро сон пришел и унес ее далеко-далеко.
Она бродила по замерзшему озеру, укрывшемуся на дне каньона, чьи отвесные склоны напоминали высоченную крепостную стену. Княжна ступала босиком, но холод не донимал ее. По-зимнему скупо светило зависшее над серыми пиками гор солнце, проливаясь золотом на прозрачном льду. Север дремал и сохранял величавое спокойствие.
Синеву неба прорезал сумеречный сокол. Должно быть, сверху озеро представляется птице глазом поверженного гиганта.
Аммия вдохнула вольный воздух и вновь поразилась тому, насколько неотличимо сновидение от реальности. Она помнила все произошедшее с ней накануне и точно знала, что сейчас спит в своей кровати. Синяк на запястье, заработанный ею утром, побаливал и во сне, будто она перенеслась в диковинный, неведомый мир во плоти. Дивясь этому, пытливый ум ее не переставал мучиться вопросом: что же тогда происходит с ее телом там, в княжьем доме? Ведь не могла она одновременно существовать в двух разных местах. А если так, каковы будут последствия, если здесь ее постигнет гибель? Ответов не было, оставалось только довериться чутью.
Девушка вдруг вспомнила Тряпичника — тот давно не появлялся в ее снах. Почему-то она воспринимала этого бродящего по мирам вместе с ней странника живым человеком, а не собственной фантазией. Даже если это лишь образ или дух, она не выдумала его. Ей уже почти шестнадцать, и она не ребенок, чтобы воображать себе друзей.
Тряпичник, как и сама Аммия, овладел навыком путешествовать во снах и мог бы стать ее проводником в мире, природу которого она не понимала. Но неизъяснимый ужас охватывал ее всякий раз, когда глаз натыкался на его нескладную фигуру.
Сокол все парил в облаках чуть впереди. По наитию Аммия двинулась за ним и сама не заметила, как неясный шум ветра сменился стройным напевом, на который ранее она не обращала внимания. В нерешительности она остановилась и прислушалась — нежный, протяжный голос доносился вполне различимо.
Глаза ее расширились. Это же Песнь Извечного Пламени. Волшебная сила и звучность позволяла ей покрывать весь Нидьёр до самого края мира, и она настолько свыклась с ее постоянным едва слышным тоном, что удивилась, когда мелодичный голос стал много громче.
Озеро огибало выступ скалы, и вскоре взору Аммии предстал зев пещеры высотой в три человеческих роста, столь правильно округлый, словно был вырублен инструментом камнетеса. Сокол вдруг снизился, издал слабый жалобный клекот и сел на узкий карниз над пещерой. Чудилось, что Песнь звучала именно оттуда.
Аммии припомнились старинные легенды о смертной красавице Хатран, что после утраты Гюнира покинула родные края и обосновалась где-то в Хребтах Вечного Безмолвия. Неужто, ночь неведомым образом занесла ее в эти полумифические земли, которых нет ни на одной карте? Не может этого быть, ведь посмевший приблизиться к убежищу Хатран, — неважно, друг или враг — тотчас засыпает беспробудным сном, оттого никому не суждено найти ее.
Должно быть, все это ерунда, и ее разум просто творит мир сновидений по своему усмотрению, используя всякий запечатленный в памяти образ или услышанную историю.
У каньона возле самой пещеры кое-что привлекло ее внимание. Снежные валы чуть сгладили неровности, но даже издалека виднелась ломаная линия берега — его усеивали здоровенные ямы, словно там прошел звездный дождь или землю перепахали великаньим плугом.
Снег на этих рытвинах лежал черный, какой бывает только по весне, когда смешается с подтаявшим грунтом. У пещеры грязи стало больше.
Ветер переменился, и до Аммии долетел запах — ядовитое, тошнотворное дуновение, от которого она едва не распрощалась с содержимым желудка. Княжна скривилась, зажала нос и рот рукой, но не повернула обратно, надеясь отыскать спасение от смрада под ледяными сводами. Напев становился все громче, и уже не оставалось сомнений, что он исходит из глубины пещеры.
Вблизи она рассмотрела, что это не грязь — белое покрывало обезображивала лоснящаяся смолистая гниль. Пульсирующие чернильные кляксы стекали по снегу и выглядели будто живые. Один вид их осквернял первозданную чистоту этого места, извращал благодать, несомую Песнью.
Откуда здесь эта мерзость? Княжна кое-как проскочила разлившиеся лужи по островкам нетронутого наста и выбралась к гроту. Над ним, на заснеженном камне, устроилась птица. Широкая грудь, длинный скругленный хвост, темноватый окрас, грозный клюв — сумеречный сокол дичился человека и нечасто подлетал так близко.
— Привет тебе, властитель неба! — окликнула она.
Летун глянул на нее строго и недвижимо, потом клюнул носом, как бы призывая войти в пещеру.
Через мгновение лед под ногами ее заскрипел. Едва удержав равновесие, Аммия в панике заозиралась. Во все стороны синеватый покров пошел паутиной трещин. Жуткий надрывный грохот заглушил всякий звук.
Даже землю у берега затрясло. Скалы дрогнули, и воздух наполнился белесой взвесью. Сокол вспорхнул и унесся ввысь.
Тряхнуло еще сильнее.
Перед лицом Аммии вздыбилась горой ледяная корка. Она пошатнулась, припала на колени, быстро вскочила. Куда бежать? Испугавшись, что ухнет в воду, она опрометью бросилась к спасительной полоске земли, но и там снег проваливался, твердь расходилась, откалываясь кусками и образуя зияющие темные провалы шириной с локоть. С горных уступов, наливаясь тяжестью и обещая погрести весь каньон под белоснежным саваном, медленно сползала снежная масса.
Инстинктивно она нырнула в темную пасть пещеры. Мрак здесь не был кромешным. Откуда-то сверху пробивались косые стрелы света, мерцая бликами на ледяной корке стен. Тут и там путь преграждали заносы смерзшегося снега. Кое-где они сливались с сосульками и образовывали толстые, рельефные колонны.
Пещера оказалась глубока и ветвилась многочисленными коридорами. Одолев несколько поворотов, Аммия успокоилась, перешла на шаг.
Это только сон.
Треск льда в этой части подземелья почти сошел на нет и померк пред неумолчным звоном песни, источник которой явно находился поблизости, ибо голос возвысился, набрал великую силу. На уши давило так, что чудилось, будто Аммия вовсе лишилась слуха.
Кого же она слышит? Должно быть, предания действительно ожили в ее сновидении, и она очутилась в прибежище самой невесты Сына Пламени? Вживую узреть Хатран казалось совершенно немыслимым, невозможным. Ведь она родилась столько веков назад. Ни одна летопись не сохранила подлинных упоминаний об этом далеком времени. По спине пробежали мурашки от предчувствия чего-то великого и неземного.
Проход все петлял и уводил вглубь горного массива, и она стала замечать повсюду поначалу небольшие, но с каждым пройденным поворотом все нараставшие вкрапления черного тлена. Вновь заполнило ноздри отвратительное зловоние, запахи разложения и гнили.
Опасаясь заблудиться, Аммия уже хотела повернуть назад, как вдруг перед ней открылась великая сводчатая зала, будто сработанная руками
