или административных должностях». И все же он вернулся в Тифлис — за назначением. Тому были свои, личные причины.
На фронтах дела были хуже некуда. С весны по конец лета 1915 года на всех фронтах русские армии терпели одно поражение за другим. В конечном счете все превратилось в грандиозное отступление — позже названное «Великим», — в результате которого за пять месяцев тяжелейших сражений Россия потеряла огромную территорию, включавшую Галицию, Польшу и Литву.
Военные неудачи — вкупе с невероятно огромными на фронтах человеческими жертвами и падением морального духа армии — тяжело сказывались на всем обществе. Повсюду заговорили о бездарности военного командования, о наличии германофильской партии в верхах и повсеместном засилье немецких шпионов. Бурление в головах незамедлительно вылилось в отвратительные еврейские погромы, преследование этнических немцев и поиск внутренних врагов, в том числе внутри правящей династии. И как для многих тогда в России, все происходящее в это время на фронтах и тылу стало для ротмистра Листка немалым потрясением. Что-то для него было неправильным и противоестественным в том трагическом факте, что еще вчера блестящая Императорская армия великой, хранимой православным Богом страны ломается под натиском внешнего врага. По выписке решил твердо: на фронт, в действующую армию!
С приездом в Тифлис незамедлительно отправился в штаб Кавказской армии и был немало удивлен, когда, доложив дежурному штаб-офицеру о цели прибытия, был неожиданно представлен не своему прежнему начальнику разведывательного отделения подполковнику Драценко, а его превосходительству генерал-майору Болховитинову. Тому самому генералу, что в тифлисском госпитале вручал ему — едва успевшему прийти в сознание — орден Святого Георгия 4-й степени. И как оказалось, это был уже не генерал-квартирмейстер Кавказской армии, а исполняющий дела ее начальника штаба.
Вообще, за год в Кавказской армии произошло немало перемен. Из газет он знал, что граф Воронцов-Дашков — при нем исполнявший обязанности наместника Кавказа и главнокомандующего армией — в августе был отправлен на почетный отдых и что убеленный сединами старик принял отставку с огромной благодарностью. Знал также, что его место занял великий князь Николай Николаевич, смещенный своим племянником императором Николаем с поста Верховного главнокомандующего, и что государь самолично возглавил русскую армию. Но вот что его действительно удивило в пояснении дежурного офицера, так это то, что наряду с главнокомандующим Кавказской армией, коим теперь являлся великий князь Николай Николаевич, была введена должность командующего все той же армией. И что назначен на нее истинный герой Сарыкамыша — уже генерал от инфантерии — Николай Николаевич Юденич, оставивший прежний пост начальника штаба Кавказской армии в пользу своего генерал-квартирмейстера генерал-майора Болховитинова. Последний, однако, по каким-то неясным причинам оставался в Тифлисе, при новом наместнике Кавказа, а реальным управляющим делами генерал-квартирмейстера полевого штаба Юденича был поставлен полковник Драценко, в бытность ротмистра Листка — подполковник, начальник разведывательного отделения армии, некогда его непосредственный начальник.
Это последнее обстоятельство сначала немало огорчило ротмистра. Именно Драценко был свидетелем его, ротмистра Листка, ранения при раскрытии готовящегося теракта на его императорское величество в Сарыкамыше, и потому именно с ним ротмистр Листок и намеревался встретиться по своему делу.
Однако на удивление и генерал Болховитинов принял его весьма приветливо. Выйдя из-за стола — высокий, подтянутый, с лощеным, круглым, как луна лицом, — он прошел навстречу, протянул руку и, смешно причмокнув мясистыми губами, улыбнулся, растягивая генеральские усы в ровную линию.
— Как же, как же, помню героя, Алексей Николаевич! Никак встали в строй, спаситель Отечества?
— Благодарю, ваше превосходительство! — несколько смутившись от неожиданно теплого рукопожатия, произнес Листок. — К сожалению, выписан по третьей категории — «годен для нестроевой и административной». Признаться, Леонид Митрофанович… хотел бы остаться в строю. Затем и прибыл, чтобы просить!
Болховитинов, не дав договорить, жестом показал на кресла, стоящие подле стола:
— Присаживайтесь, Алексей Николаевич, в ногах правды нет!
Они сели. Закинув ногу на ногу и некоторое время помолчав, генерал попросил:
— Расскажите для начала о себе… Как жили после нашей последней встречи?
Листок сначала кивнул, затем пожал плечами:
— Особенно рассказывать нечего, ваше превосходительство. Семь месяцев в тифлисском госпитале, где имел честь получить из ваших рук Святого Георгия, затем три месяца на Кавказских водах подлатывался, да вот дали месяц побывки по ранению. Но прежде хотел встретиться с Драценко, поговорить о своей дальнейшей судьбе. Оказалось, в Тифлисе его нет, так что спасибо, что приняли…
Болховитинов отчего-то нахмурился:
— Драценко нынче в Карсе, Алексей Николаевич, в полевом штабе нового командующего генерала Юденича. Считайте, занял мою прежнюю должность, хотя по-прежнему числится начальником разведывательного отделения. Так что сейчас у него горячая пора — планируется брать Эрзерум!
И вдруг он стал говорить о том, о чем ротмистру Листку уже было известно, — об изменениях, какие произошли в армии за время его вынужденного отсутствия. Слушал, однако, не перебивая, мысленно соображая, для чего генерал вдруг пустился в этакие подробности: либо это было его личной болью, и, значит, он не вполне однозначно принял перемены в Кавказской армии, либо… Либо готовил его, Листка, к отказу в помощи. И похоже, последнее было ближе к истине, поскольку свои рассуждения Болховитинов закончил неожиданным вопросом:
— Теперь-то как думаете распорядиться собой, Алексей Николаевич? Быть может, на заслуженный покой? Это вполне возможно устроить.
Листок медленно помотал головой:
— На фронтах не все благополучно, ваше превосходительство. Этого уже не скрыть… А здесь, на Кавказе, как вы изволили упомянуть, готовится большое наступление. — Голос ротмистра неожиданно дрогнул. — Не могу я на покой, Леонид Митрофанович, сердце не велит! Убежден, еще мог бы принести пользу на прежнем, контрразведывательном поприще. Не знаю только, возможно ли? Потому и прибыл в Тифлис ходатайствовать…
Болховитинов внимательно посмотрел на ротмистра.
— Понимаю, Алексей Николаевич, даже очень хорошо понимаю… Что ж, коли так, постараюсь помочь. Тем более что Россия без преувеличения обязана вам жизнью своего государя!
С минуту он сидел, задумавшись.
— Вот что, милейший Алексей Николаевич, устрою-ка вам аудиенцию главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Где вы остановились?
— Еще не успел определиться — с вокзала, прямо сюда, в штаб…
— Хорошо, это поправимо, — мотнул головой Болховитинов, вставая. — Я распоряжусь.
И уже подавая руку вскочившему следом ротмистру, добавил:
— Прошу только пару дней не отлучаться — его высочество может вызвать в любую минуту. Хотя… — Генерал помедлил. — Завтра воскресенье, так что, скорее всего, аудиенция будет назначена на понедельник. Однако будьте готовы в любое время!
Листок с жаром пожал протянутую руку
